Про это...
Еще свежи были отголоски телемоста 86-го года «Ленинград-Бостон», когда фраза «В СССР секса нет» полетела в народ.
Кто-то произносил ее с гордостью: «В СССР секса нет!».
Кто-то неуверенно, словно сомневаясь, вроде бы есть, но сам не видел.
А кто-то просто с издевкой: «В СССР секса нет? Да ладно»
Конечно, все мы знаем, что сама фраза была, как говорится, выдернута из контекста. И полностью звучала так "В СССР секса нет, есть любовь". Но почему-то в народ полетел только "секс".
Для меня эта фраза стала олицетворением времени моего взросления, полового созревания. Время, когда я менялась и в голове, и в теле. Время моих безответных вопросов.
Первый интерес, как полагается, появился еще в детском саду.
Мне, девочке выросшей в полном матриархате, с редким воскресным папой, было вдвойне интересней, как у них, у мальчишек, там все устроено. Наши детсадовские игры в дочки-матери становились всё взрослее, а игры в доктора — все интереснее. И в тихий час, сдвинув раскладушки, мы с девчонками тихо шептались, что у мальчишек, там, всё напутано — много лишнего.
К выпускному из детсада мы уже успели многое: выучили песенку про весёлого капитана, научились выжигать на дощечках, показали своё и увидели чужое.
Как большинство детей того времени, выросших в маленьких военных городках, я всё своё свободное время проводила на улице. Домой забегала покушать, да посмотреть очередную серию «Ну, погоди!»
Улица была не только место для игр, для общения, она являлась мощным источником информации. Все самое интересное, страшное, постыдное, все самое запретное я приносила с улицы. Именно улица рассказывала мне то, о чем молчали взрослые.
На детской площадке, в старом деревянном домике с облезшей краской, в проверенной компании, передо мной открывалась дверь в запретный мир взрослых тайн.
Верховодила в нашей компании моя подружка Ольга. Она поражала и восхищала меня знанием такого огромного количества пошлостей: анекдотиков, стишков, песенок.
И каждый день у нее бенефис:
" А вот слушайте еще один анекдот.
Мальчик залез на дерево, подходит к нему милиционер и говорит:
-- Слезай. — Не слезу.
— Как тебя зовут? — Ган.
— Как фамилия? — Дон.
— А где твоя мать работает? — В аптеке.
Милиционер приходит в аптеку да как заорет:
— Ваш Ган Дон не слезает!
А ему в ответ:
— Надо было по размеру покупать».
От этого анекдота ржали все. Все, кроме меня. Я не понимала, что смешного в том, что мальчик со странным именем Ган Дон не хочет слезать с дерева.
А Оля удивленно спрашивала:
— Ты не знаешь, что такое гандон?
— Нет, — мотала я головой.
— Это… конфетка. Вкусная-превкусная. Иди в магазине попроси.
Но в ее хитреньких глазках чувствовался подвох, и я понимала, что если гандон, действительно, конфетка, то очень невкусная.
Да, кстати, дети 70-80х, вы помните, как в СССР назывался презерватив?
Резиновое изделие №2. Бытует мнения, что резиновое изделие №1 - это противогаз, изделие №2 - презерватив, изделие №3 - калоши, а номер четыре - напальчник. Но это всего лишь мнение.
Презервативы продавались только в аптеках и были замаскированы невзрачными серыми квадратиками, словно из упаковочной бумаги. Никаких вам усиков и ароматизатором.
Так вот, пользуясь своей сексуальной осведомленностью, а моей сексуальной безграмотностью, Ольга частенько меня подставляла:
— Жанна, смотри, вон на лавочке сидят старшеклассницы. Иди скажи им, что они шлюхи.
— А что это?
— Ну, это значит, что они красивые. Они обрадуются и шоколадку тебе дадут.
Может, я и была дурой, но очень осторожной.
Я близко подходить не стала, остановилась неподалеку, сделала приветливое лицо и нежно, по-доброму сказала:
— Девочки, вы такие шлюхи.
В ответ в меня полетели ругань и комья грязи. Я поняла, надо удирать, шоколадки не будет.
В пятом классе я уехала в лагерь, а обратно привезла "бесценное сокровище"- заветную тетрадочку, где были записаны откровенно неприличные анекдоты, песенки и стишки, с пояснением непонятных слов. На целую неделю я затмила популярную Ольгу в нашей компании, вернее даже в нашем дворе. Да что там двор - я стала звездой городка.
Подружки толпились в подъезде:
— Здрасьте, тетя Юля. А Жанна выйдет? — и мне тихонечко, украдкой, из-за маминого плеча шептали: «Тетрадку захвати».
Матерные стишки из моей заветной тетрадочки растиражировались по другим заветным тетрадочкам. Я была мега-популярна. Но недолго. Через неделю я сожгла этот бесценный артефакт в топке домашнего титана. Страх быть пойманной и уличенной в чем-то постыдном затмил жажду славы.
И вот такие пионерские лагеря, деревенские родственники и друзья пополняли мой сексуальный багаж запретными стишками и скабрезными историями. Частенько информация, полученная на улице, пугала и тревожила. Она требовала выхода и пояснений. А к кому идти?
Я решилась и пошла к маме. К своей строгой маме. У меня было всего два вопроса. Первый, несколько запоздалый, но достаточно традиционный и безобидный детский вопрос - Откуда берутся дети?
А вот второй, взрослый и опасный вопрос, я вынесла всё из того же облезлого домика на детской площадке: «Мама, а что такое секс?»
В ответ я получила резко и категорично: «Дети от любви, а секс — это грязно и стыдно. Им занимаются только проститутки».
Мамина интонация пугала и не располагала к дальнейшим расспросам. Кто такие проститутки, я примерно догадывалась и поэтому уяснила главное: секс — это плохо, секс — это грязно, секс — это стыдно.
И когда соседская Наташка сказала, что все родители занимаются ЭТИМ, я набросилась на нее с кулаками и слезами:
— Неправда! Неправда, моя мама не такая!
Я училась в сельской школе. Частенько учителей не хватало, уроки совмещались. Иногда домоводство для девочек и трудовое воспитание для мальчиков превращались в один большой общий труд. На этом уроке наш бессменный трудовик Сергей Николаевич объяснял нам, как нужно вести себя в театре и кто такие гомосексуалисты.
Делал он это как трудовик, доступным простым языком:
— Вот иду я по школе, слышу, пацаны в классе вошкаются и обзываются: <<П@дорас! Сам ты п@дорас! >> Увидели меня и уши прижали, и врассыпную. А слово это очень даже литературное и означает…
И трудовик выводил мелом на классной доске большими буквами длинное красивое, непонятное слово — ГОМОСЕКСУАЛИСТ.
Вот, говорит, ругайтесь на здоровье, только грамотно.
Ещё трудовик учил, как правильно вести себя в культурных общественных местах, в театре:
- Значит так, записывайте. Не ржать, не харкаться, не материться. Николаев, это к тебе относится. И когда вы проходите к своему месту, то с извинениями и лицом к человеку, потому что никому не приятно нюхать вашу задницу..."
И тут же с последней парты летел вполне логичный вопрос от второгодника Николаева:
- А передницу нюхать приятно, что ли?
В старших классах ввели новый предмет «Этика и психология семейной жизни». Унылая тусклая училка также уныло и бесцветно диктовала из учебника под запись «семья как ячейка общества…»
Скукотища. Мы засыпали.
А однажды то ли она заболела, то ли уволилась, но у нас появилась новая, совершенно потрясающая учительница. Именно на ее уроках я увидела презерватив живьем и узнала, что оральный секс происходит не от слова «орать».
На одном из уроков, в качестве учебного пособия, учительница повела весь класс на фильм «Греческая смоковница». В маленьком кинотеатре мы расселись как враги — мальчики налево, девочки направо.
Суть фильма такова: юная сексапильная красотка путешествует по стране, бесстыдно оголяется, флиртует и подсматривает за парочками во время секса. И снимает всё это на камеру, чтобы выяснить, почему люди занимаются любовью без любви.
Этот же вопрос нам задала и учительница после окончания фильма.
Но два враждебных лагеря напряженно молчали и старались не смотреть друг на друга. Мальчишки тихонько посмеивались. А девчонки сидели пунцовые от стыда и обиды, потому что в фильме было показано много обнаженного женского тела, а мужского совсем чуть-чуть, буквально кусочек задницы. И было такое ощущение, что мальчишки нас видели голыми, а мы их нет.
Но, несмотря на этот шок, стыд и неловкость, я с нетерпением ждала следующих уроков по «Этики и психологии семейной жизни». Впервые я получила ответы на свои вопросы. Не в виде пошлых стишком и песенок, это были правильные и деликатные объяснения от взрослой понимающей женщины. Она разговаривала с нами наравне, как женщина с женщиной, как мать с повзрослевшей дочерью.
К сожалению, эти уроки продолжались недолго. Кто-то из родителей углядел разврат и написал докладную директору. И на смену «греческой смоковнице» вновь вернулась «семья как ячейка общества».
Сейчас у меня подрастает дочь.
И, помня свои подростковые метания, этот тяжёлый бурлящий суп в голове с привкусом стыда и запрета, я всегда открыта для ее вопросов.
Я никогда не отмахиваюсь от Дианки, мол, рано тебе еще это знать. Раз спрашивает, значит, время пришло. Мне не стыдно объяснять своей подросшей дочери то, о чём молчала моя мама.
Ну, а что не смогу объяснить я - поможет Яндекс.
©kushnirstory
Комментариев нет: