Земля Иуд: Тарас Григорьевич - Орфей, пропивший Эвридику

Вот уже много десятилетий бедных детей обучают творчеству Тараса Григорьевича Шевченко. А так как на нынешней Украине из него лепят очередного «героя» и «борца», то не будем обходить вниманием эту эпическую фигуру. Особенно в цикле «Земля Иуд». Ведь Иуды могут предавать не только русский народ и Россию, но и отдельных русских людей, а заодно и русских Государей. В общем для украинских иуд поле непаханое и незасеянное.

Прекраснейшее исследования этого «мытця» сделал Олесь Бузина - за что Олеся украинцы ненавидели лютой ненавистью. Особенно за то, что Олесь Бузина написал чистую правду.

Мало того, что Тарас Григорьевич писал на русском языке. А что поделаешь, конъюнктура. Клятые москали предпочитали читать стихи на русском языке. Он ещё и искренне ненавидел своих заказчиков и тех, кто платил ему деньги, освобождал от крепостничества, делал любые добрые дела. Потому что украинец - птичка гордая, как ёжик, не пнёшь, не полетит.

Тарас Григорьевич невероятным образом мифологизирован. Причём, как ни странно, не только украинскими националистами, но и советской властью, в рамкам идеологемы «братского народа». Надо же было прикрыть баловство «братского народа» в виде ОУН, УПА, Бандеры, Волынской Резни, убийства Ватутина, Хатыни и многого-многого другого. «Дружбы народов надежный оплот». А уж как дружили украинские националисты, когда им в руки попадали жиды или москали!

Тараса Григорьевича даже вознесли на пьедестал революционного деятеля и зачинателям антицаризма. На самом деле, виной всему алкоголь - а именно похмелье. Земляк Тараса Григорьевича полтавчанин Драгоманов откровенно невысоко ценил мыслительные способности Тараса Григорьевича. И было за что. Всё, на что хватало в деле теории и идеологии у Тараса Григорьевича - это «добре острить секиру» и «Царей, кровавых корчмарей, в железо-кандалы закуй, в глубоком склепе заточи». Впрочем Императрицу Российскую Кобзарь просто называл «Сука!» - видимо тот период алкогольной абстиненции был особенно тяжёл, и без надежды на вино для опохмела.

Тарас Григорьевич очень переживал за страдающий в панщине народ. Освобождение крестьян - это была мечта Кобзаря. Правда исключительно поэтическая. Потому что когда у него появилась возможность и средства, чтобы выкупить родных сестёр, то слово каким-то образом разошлось с делом. И деньги пошли на привычные для Тараса Григорьевича траты. А сёстры… Ну, родные, а значит поймут. А не поймут, то и шут с ними. А может быть все деньги пошли на «сокири», о которых так часто поминал Тарас Григорьевич в строках.

Земляк Драгоманов скептически относился к походам Тараса Григорьевича в народ, в пропагандистские выступления на Подоле и под Каневом. Но не сомневался в качестве кабацких речей.

Во хмелю пациент был буен и настроен решительно и революционно. Мог наброситься на знакомых панов и панночек с криками «Палачи», «Тираны», «Деспоты». И лить горькие, тяжёлые пьяные слёзы. Удивительно, но каждый такой перформанс сходил Кобзарю с рук - просто потому что в минуты пробуждения от пьяного угара Тарас Григорьевич был милым, скромным, вежливым и услужливым человеком. Любил пообщаться с сильными мира сего, не смущался просить денег в помощь человеку искусства, умел льстить, умел найти нужное слово - одного мастерски облить грязью, другого восхвалить - всё зависело от конъюнктуры и желания привечающих хозяев.

Каревин отмечал: «Гневные антикрепостнические тирады в своих произведениях поэт сочетал с весьма приятным времяпрепровождением в помещичьем обществе, развлекая крепостников пением, стихами и анекдотами».

Может, потому и не любил панов Тарас Григорьевич только лишь за то, что не повезло ему самому паном родиться. Во всяком случае некоторые панские привычки он реализовывал со 100% эффективностью. Например, дворовых девок в имении Репиных портил, как заправский барин-производитель.

К слову, Тарас Григорьевич всё же выбился наверх:

«Свидетельство

Из императорской Академии художеств. Академику ее Тарасу Григорьевичу Шевченко в том, что он удостоен сего звания бывшим 4-го числа сентября сего 1860 года торжественным годичным собранием Академии и что по силе всемилостивейше дарованной привилегии имеет он право на утверждение, по сему званию, в чине титулярного советника. Вследствие чего и дано ему, г. Шевченко, сие свидетельство, для предъявления полицейскому начальству во время проживания на квартирах в С.-Петербурге. Ноября 5 дня 1860 года.

Конференц-секретарь

Производитель дел В. Зворский"

Звание крутое - по-другому и не скажешь. Практически капитан, если в военном ранге, и камер-юнкер, если в придворном житие-бытие. В общем, с кем боролся, тем и стал. И стремился к этому - многие-многие годы. По сути, он стал равен уже покойному Александру Пушкину, потомственному дворянину. Вот такие вот вертикальные социальные лифты были в России.

Впрочем, добра в свою честь Тарас Григорьевич не любил. То ли брезговал, то ли модной мизантропией баловался. То ли пьяным угаром жил.

Василий Андреевич Жуковский, талантливый и добрый человек, удостоился от Тараса Григорьевича «тупорылый виршемаз». И слова ж какие нашёл.

Напомним эту поучительную историю. Чудесным летом 1836 года Тараса Григорьевича увидел молодой украинский художник Иван Сошенко. Ему так понравился Кобзарь и его талант, что он приложил все силы, чтобы ему помочь. Иван Сошенко познакомил Тараса с Карлом Брюлловым. Друзья стали думать, как освободить Шевченко из крепостничества. И наконец, Брюллов решил нарисовать портрет поэта и воспитателя наследника российского престола Василия Жуковского, который затем разыграли в лотерею. И на деньги, полученные за продажу портрета, Тарас Григорьевич Шевченко и был отпущен из крепостных.

Как он оценил Жуковского мы уже отметили. Теперь очередь за Иваном Сошенко. Дело в том, что Иван позволил Тарасу пожить первое время на своей съёмной кваритире. Вместе работали. Вместе рисовали с натуры. Натурщицей для обоих художников была невеста Ивана Мария-Амелия.

Однажды, Иван Сошенко вознамерился сделать предложение руки и сердце Марии по всей форме. И вернувшись домой застал оригинальнейшую картину. Нет, как и полагалось натурщице, Мария-Амелия была обнажена. Но видеть Иван мог только её руки, ноги, и малую часть тела. Потому что сверху находился Тарас Григорьевич, активно обучая невесту друга искусству Амура. На этом и завершилась дружба Ивана и Тараса.

В принципе, досталось всем, кто участвовал в освобождение Тараса из крепостных.

Известно, что императрица Александра Фёдоровна была красивой и кроткой женщиной. Много делала для бедных. Императрица занималась благотворительностью в России, как никто другой. Она тратила более половины личных сумм на дела милосердные.

И когда происходил аукцион произведения Брюллова, средства с которого и выкупили Тараса Григорьевича, императрица Александра Фёдоровна выделила личных 400 рублей, а её дети по 300 рублей.

К сожалению, императрица обладала очень нежным психическим здоровьем. И после событий на Сенатской площади, у неё развился нервный тик, также Александра Фёдоровна сильно исхудала.

Шевченко не мог не отблагодарить за помощь императрицу. И написал в её честь строки:

«…Цариця небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще на лихо, сердешне,
Хита головою…"

В общем, не поскупился на слова Тарас Григорьевич. Отблагодарил.

Тарас Григорьевич не оценил и милосердие государя, когда тот за такие строки всего лишь отправил его в Орскую Крепость, где у юного Кобзаря был шанс выслужить чин офицера. Если бы так беспробудно не пил, то, возможно, бы и выслужил. И даже когда его вернули целого и невредимого к гражданской жизни, добра он не оценил.

Такие настоящие герои и идолы Украины, земли Иуд. Единственное, странно, что мы постоянно удивляемся очередным проявлениям истинного характера «братского народа».

Пора бы уже привыкнуть. И не удивляться раз за разом.

  Дмитрий Дзыговбродский