Надежда умирает последней
Його Високоповажність Президент Незалежной Державы Петро Олексеич тосковал. Вторую неделю он сидел в Борисполе, ожидая вылета в Вашингтон, а долгожданного борта всё не было и не было. А как всё хорошо начиналось…
Ещё месяц назад Петро Олексич по телефону так душевно пообщался с другом Дональдом из Залужья, что сразу после разговора вызвал Пашку Климкина и дал ему ценные руководящие указания:
— Так, Паша, подбери сопли и дуй в Залужье готовить мой визит. Не теряй времени, пока мы в Совбезе рулим. Дональд пообещал, что он со мной встретится в феврале. Заодно набросай моё выступление в Совбезе, как говорится: одним махом двух кабанов убивахом! Мухой, Паша, мухой: одна нога в Киеве, другая — в Вашингтоне!
Пашка Климкин скривился, подумав, что Петро Олексеич сам опять под мухой, но вслух браво гаркнул:
— Бу сделано, Ваша Високоповажність! Чичас же Валерку Чалого напрягу!
— Ну, иди, иди, работай, — милостивым кивком головы проводил Пашку Петро Олексеич и, приняв стопочку, предался мечтам. В мечтах всё виделось прекрасно: Великая Незалежная Держава гордо несла флаг демократии, толерантности и евроатлантических ценностей и рулила миром. Гордые украинцы в безвизовом режиме всех учили уму-разуму, а москали, доев последних ежей, перешли на сушёных тараканов.
Однако суровая реальность в последние недели обходилась с Петром Олексеичем неласково. Очередная мюнхенская гастроль не задалась, хотя Петро Олексеич и старался изо всех сил. Куплеты его в прайм-тайм не поставили, первую площадку не дали, да и со зрителями было плоховато, один лишь выживший из ума старикашка Маккейн крикнул было по привычке «Слава Украине! Героям слава!», но тут же, выпав в осадок, задремал, пуская слюни.
А тут ещё ненавистный Влад из Рашки взял, да подписал указ о признании сепаратистских паспортов…
Расстроенный Петро Олексеич, не дожидаясь доклада от Пашки Климкина, поехал в аэропорт. «Ничего, посижу в Борисполе, чтобы времени не терять, вдруг Дональд позвонит, а я не готов», — думал Петро Олексееич, устраиваясь в зале ожидания. Однако шли часы, складываясь в сутки, а звонка из Залужья всё не было.
Первую неделю, пока не сели батарейки в навороченном мобильнике и не кончились взятые в дорогу сало с горилкой, Петро Олексеич ещё держался. Он, выпив чарку и привычно зажевав её сальцем, рассматривал в Интернете карикатуры на себя: «От же бисовы дети шо творят! И вовсе я не такой толстый, а совсем даже просто упитанный мужчина в самом соку. И харя у меня не одутловатая!» Время от времени Петро Олексеич звонил в Залужье и выслушивал бесстрастный голос, вещавший на чистой залужской мове: «Subscriber is currently unavailable!»
Когда пошла вторая неделя, Петро Олексеич стал тосковать. Горилка с салом закончились, мобильник сел, в карманах было пусто. Памятуя удачный опыт предводителя уездного дворянства Ипполита Матвеевича, Петро Олексеич попытался просить милостыню на соловьиной мове:
— Люди, подайте, Христа ради, на прожиток президенту великої України!
Подавали почему-то совсем мало. Собранного за день едва хватало на стакан колы и залежалый гамбургер. Петро Олексеич спал с лица и постройнел. Чем дальше, тем чаще его стала посещать одна мысль: «Может позвонить Владу? Ну, ругал я его, ну обзывал… Мало ли что меж своими бывает? Я может в глубине тоже русский человек… Эх, да гори всё оно синим пламенем, попрошусь на постой в Ростов, чай не откажет, а то что-то в последнее время припекать стало. Витьку ж приютил, авось и мне уголок найдётся…» Петро Олексеич совсем было порывался бежать в кассу и менять билеты с Вашингтона на Ростов, но надежда на звонок от милого друга Дональда всякий раз останавливала его. Надежда, она дама настырная, и даже умирает последней…
Ещё месяц назад Петро Олексич по телефону так душевно пообщался с другом Дональдом из Залужья, что сразу после разговора вызвал Пашку Климкина и дал ему ценные руководящие указания:
— Так, Паша, подбери сопли и дуй в Залужье готовить мой визит. Не теряй времени, пока мы в Совбезе рулим. Дональд пообещал, что он со мной встретится в феврале. Заодно набросай моё выступление в Совбезе, как говорится: одним махом двух кабанов убивахом! Мухой, Паша, мухой: одна нога в Киеве, другая — в Вашингтоне!
Пашка Климкин скривился, подумав, что Петро Олексеич сам опять под мухой, но вслух браво гаркнул:
— Бу сделано, Ваша Високоповажність! Чичас же Валерку Чалого напрягу!
— Ну, иди, иди, работай, — милостивым кивком головы проводил Пашку Петро Олексеич и, приняв стопочку, предался мечтам. В мечтах всё виделось прекрасно: Великая Незалежная Держава гордо несла флаг демократии, толерантности и евроатлантических ценностей и рулила миром. Гордые украинцы в безвизовом режиме всех учили уму-разуму, а москали, доев последних ежей, перешли на сушёных тараканов.
Однако суровая реальность в последние недели обходилась с Петром Олексеичем неласково. Очередная мюнхенская гастроль не задалась, хотя Петро Олексеич и старался изо всех сил. Куплеты его в прайм-тайм не поставили, первую площадку не дали, да и со зрителями было плоховато, один лишь выживший из ума старикашка Маккейн крикнул было по привычке «Слава Украине! Героям слава!», но тут же, выпав в осадок, задремал, пуская слюни.
А тут ещё ненавистный Влад из Рашки взял, да подписал указ о признании сепаратистских паспортов…
Расстроенный Петро Олексеич, не дожидаясь доклада от Пашки Климкина, поехал в аэропорт. «Ничего, посижу в Борисполе, чтобы времени не терять, вдруг Дональд позвонит, а я не готов», — думал Петро Олексееич, устраиваясь в зале ожидания. Однако шли часы, складываясь в сутки, а звонка из Залужья всё не было.
Первую неделю, пока не сели батарейки в навороченном мобильнике и не кончились взятые в дорогу сало с горилкой, Петро Олексеич ещё держался. Он, выпив чарку и привычно зажевав её сальцем, рассматривал в Интернете карикатуры на себя: «От же бисовы дети шо творят! И вовсе я не такой толстый, а совсем даже просто упитанный мужчина в самом соку. И харя у меня не одутловатая!» Время от времени Петро Олексеич звонил в Залужье и выслушивал бесстрастный голос, вещавший на чистой залужской мове: «Subscriber is currently unavailable!»
Когда пошла вторая неделя, Петро Олексеич стал тосковать. Горилка с салом закончились, мобильник сел, в карманах было пусто. Памятуя удачный опыт предводителя уездного дворянства Ипполита Матвеевича, Петро Олексеич попытался просить милостыню на соловьиной мове:
— Люди, подайте, Христа ради, на прожиток президенту великої України!
Подавали почему-то совсем мало. Собранного за день едва хватало на стакан колы и залежалый гамбургер. Петро Олексеич спал с лица и постройнел. Чем дальше, тем чаще его стала посещать одна мысль: «Может позвонить Владу? Ну, ругал я его, ну обзывал… Мало ли что меж своими бывает? Я может в глубине тоже русский человек… Эх, да гори всё оно синим пламенем, попрошусь на постой в Ростов, чай не откажет, а то что-то в последнее время припекать стало. Витьку ж приютил, авось и мне уголок найдётся…» Петро Олексеич совсем было порывался бежать в кассу и менять билеты с Вашингтона на Ростов, но надежда на звонок от милого друга Дональда всякий раз останавливала его. Надежда, она дама настырная, и даже умирает последней…
Комментариев нет: