Привычка жить в Донбассе
В Донбассе я уже полтора месяца. Чем отличается от обыденной жизнь в
осажденном городе? Тем, что когда едешь на машине, то чаще, чем на знаки
и дорожную обстановку, смотришь сквозь лобовое стекло на небо в поисках
самолетов и вертолетов украинской армии — они могут налететь в любой
момент и обстрелять кого угодно.
Летчики ведь выбирают не только военные цели, но и гражданские объекты, в том числе автомобиль, в котором ты едешь.
Тем, что когда мимо тебя проходят два десятка автоматчиков, тебя это не напрягает, а наоборот, дает ощущение спокойствия — эти ребята на нашей стороне, они защищают от карателей.
Когда просыпаешься в четыре утра от непонятного шума, понимаешь, что это не ранний грузовик урчит, а доносится канонада. Но ты не вскакиваешь в испуге, а прислушиваешься и понимаешь, что стреляют далеко, поэтому можно спокойно спать дальше. Вместо будильника у тебя сигнал воздушной тревоги — да и то при его звуке ты (если это не в первый раз конечно) не бежишь в бомбоубежище, а спокойно идешь в ванную чистить зубы.
Человек способен привыкнуть практически ко всему. Всегда страшен первый раз — первый артобстрел, первый авианалет, первая перестрелка. А потом ты уже опытный, как говорили в ту войну, обстрелянный — уже знаешь, что все это можно пережить, поскольку пережил же в тот раз, который был первым, ты уже знаешь, как надо действовать, чтобы увеличить вероятность выживания.
Естественно, война всегда остается страшным бедствием: убитые и раненые, разрушенные дома, сожженные автомобили. Нормальному человеку сложно привыкнуть к человеческим горю и страданиям, даже если это страдания других людей. Но к сопутствующим явлениям — риску для собственной жизни и здоровья, снижению комфорта, отсутствию привычных и обыденных вещей (Интернета, мобильной связи, электричества, ограничениям в рационе, невозможности как следует помыться и постирать одежду etc.) привыкают достаточно быстро. Особенно, если это происходит постепенно. Жителей Луганска и Донецка уже подвергали авианалетам — теперь их этим не удивить и не запугать. На окраинах уже звучали пушки — и артобстрелы тоже стали привычным явлением. Перестрелки за контроль над стратегическими объектами были еще раньше, и звуки выстрелов вызывают лишь праздный интерес (за что идет бой в этот раз?), но уже не панику.
Местные уже знают, что при перестрелке нужно не подходить к окнам, при авианалете — идти в бомбоубежище или подвал. Они уже видели, во что украинские каратели превратили Семеновку, Славянск и Краматорск. Они знают, как нацгвардейцы разъезжают по улицам на бронетехнике и обстреливают прохожих, автомобили и окна жилых домов. Как по спискам расстреливали жителей поселка Счастье. Они уже перебоялись, теперь тактика террора, практикуемая украинским режимом, им не так страшна.
Как гласит пословица, «армия может выстрелить в свой народ только один раз, потом это уже чужая армия». Для жителей Луганска и Донецка Украина стала чужой страной после первого авианалета. Для многих — еще ранее, после событий в Одессе, но после авианалетов это дошло даже до тех немногих, кто еще придерживался нейтралитета.
Жители Луганской и Донецкой народных республик знают, что ничего хорошего от украинской армии и правительства они ждать не могут. Их официально считают «недочеловеками» (публикация Яценюка на этот счет предельно однозначна). В случае победы украинской армии или реализации «мирного» плана Порошенко им обещают концентрационные лагеря и всеобщую депортацию. У них нет ни малейшей мотивации ждать «освобождения» со стороны украинской власти, им будет только хуже. Для них украинская армия и нацгвардия — это равнозначные захватчики, оккупанты и каратели. И каждый обстрел, каждый набег, каждый налет, каждая смерть, каждый акт террора только увеличивают расстояние между Новороссией и Украиной. Если до массового убийства в Одессе можно было остановиться на федерализации, если до Славянска можно было вести переговоры и искать компромиссы, то теперь только «развод и девичья фамилия».
Можно с уверенностью говорить, что киевское правительство, как «временное», так и обновленное (в котором поменялся только Порошенко, а все остальное так и осталось временным), сделало все не для поиска путей примирения, а для того, чтобы сделать это примирение невозможным. Более того, они фактически толкают Луганск и Донецк в объятья России.
Посудите сами. Украинские власти посылают в Новороссию карательные батальоны и наемников, а из России едут медики и добровольцы, готовые защищать непокорившиеся республики не за деньги, а по зову сердца. Украинские власти активно доставляют мины, снаряды и ракеты, российские общественные организации собирают гуманитарную помощь.
Украинские власти строят концлагеря, а российские — лагеря для беженцев и санатории для детей. Для украинских «патриотов» массовая бойня в Одессе была праздником (у нормального человека в голове такое не укладывается), а для россиян (как и для жителей Новороссии) — трагедией. Украинские форумы переполнены высказываниями «Умрите, ватники!», а российские — «Держитесь, братья, мы с вами!».
Как говорится, друг познается в беде. И эта беда четко показала жителям Новороссии, кто для них друг, кто враг, кто родственник, а кто злобное завистливое недоразумение.
Летчики ведь выбирают не только военные цели, но и гражданские объекты, в том числе автомобиль, в котором ты едешь.
Тем, что когда мимо тебя проходят два десятка автоматчиков, тебя это не напрягает, а наоборот, дает ощущение спокойствия — эти ребята на нашей стороне, они защищают от карателей.
Когда просыпаешься в четыре утра от непонятного шума, понимаешь, что это не ранний грузовик урчит, а доносится канонада. Но ты не вскакиваешь в испуге, а прислушиваешься и понимаешь, что стреляют далеко, поэтому можно спокойно спать дальше. Вместо будильника у тебя сигнал воздушной тревоги — да и то при его звуке ты (если это не в первый раз конечно) не бежишь в бомбоубежище, а спокойно идешь в ванную чистить зубы.
Человек способен привыкнуть практически ко всему. Всегда страшен первый раз — первый артобстрел, первый авианалет, первая перестрелка. А потом ты уже опытный, как говорили в ту войну, обстрелянный — уже знаешь, что все это можно пережить, поскольку пережил же в тот раз, который был первым, ты уже знаешь, как надо действовать, чтобы увеличить вероятность выживания.
Естественно, война всегда остается страшным бедствием: убитые и раненые, разрушенные дома, сожженные автомобили. Нормальному человеку сложно привыкнуть к человеческим горю и страданиям, даже если это страдания других людей. Но к сопутствующим явлениям — риску для собственной жизни и здоровья, снижению комфорта, отсутствию привычных и обыденных вещей (Интернета, мобильной связи, электричества, ограничениям в рационе, невозможности как следует помыться и постирать одежду etc.) привыкают достаточно быстро. Особенно, если это происходит постепенно. Жителей Луганска и Донецка уже подвергали авианалетам — теперь их этим не удивить и не запугать. На окраинах уже звучали пушки — и артобстрелы тоже стали привычным явлением. Перестрелки за контроль над стратегическими объектами были еще раньше, и звуки выстрелов вызывают лишь праздный интерес (за что идет бой в этот раз?), но уже не панику.
Местные уже знают, что при перестрелке нужно не подходить к окнам, при авианалете — идти в бомбоубежище или подвал. Они уже видели, во что украинские каратели превратили Семеновку, Славянск и Краматорск. Они знают, как нацгвардейцы разъезжают по улицам на бронетехнике и обстреливают прохожих, автомобили и окна жилых домов. Как по спискам расстреливали жителей поселка Счастье. Они уже перебоялись, теперь тактика террора, практикуемая украинским режимом, им не так страшна.
Как гласит пословица, «армия может выстрелить в свой народ только один раз, потом это уже чужая армия». Для жителей Луганска и Донецка Украина стала чужой страной после первого авианалета. Для многих — еще ранее, после событий в Одессе, но после авианалетов это дошло даже до тех немногих, кто еще придерживался нейтралитета.
Жители Луганской и Донецкой народных республик знают, что ничего хорошего от украинской армии и правительства они ждать не могут. Их официально считают «недочеловеками» (публикация Яценюка на этот счет предельно однозначна). В случае победы украинской армии или реализации «мирного» плана Порошенко им обещают концентрационные лагеря и всеобщую депортацию. У них нет ни малейшей мотивации ждать «освобождения» со стороны украинской власти, им будет только хуже. Для них украинская армия и нацгвардия — это равнозначные захватчики, оккупанты и каратели. И каждый обстрел, каждый набег, каждый налет, каждая смерть, каждый акт террора только увеличивают расстояние между Новороссией и Украиной. Если до массового убийства в Одессе можно было остановиться на федерализации, если до Славянска можно было вести переговоры и искать компромиссы, то теперь только «развод и девичья фамилия».
Можно с уверенностью говорить, что киевское правительство, как «временное», так и обновленное (в котором поменялся только Порошенко, а все остальное так и осталось временным), сделало все не для поиска путей примирения, а для того, чтобы сделать это примирение невозможным. Более того, они фактически толкают Луганск и Донецк в объятья России.
Посудите сами. Украинские власти посылают в Новороссию карательные батальоны и наемников, а из России едут медики и добровольцы, готовые защищать непокорившиеся республики не за деньги, а по зову сердца. Украинские власти активно доставляют мины, снаряды и ракеты, российские общественные организации собирают гуманитарную помощь.
Украинские власти строят концлагеря, а российские — лагеря для беженцев и санатории для детей. Для украинских «патриотов» массовая бойня в Одессе была праздником (у нормального человека в голове такое не укладывается), а для россиян (как и для жителей Новороссии) — трагедией. Украинские форумы переполнены высказываниями «Умрите, ватники!», а российские — «Держитесь, братья, мы с вами!».
Как говорится, друг познается в беде. И эта беда четко показала жителям Новороссии, кто для них друг, кто враг, кто родственник, а кто злобное завистливое недоразумение.
