Лукавые жертвы министра Валуева
Бывшие «заключённые» пресловутой «тюрьмы народов» на все лады продолжают обыгрывать бесконечную тему жестокого и непреклонного «тюремщика». Разумеется, таковым называется Россия, и в естественном облике жестокой империи, и под обманчивой маской СССР.
Чаще всего ей предъявляются «счета» за силовую ассимиляцию беззащитных туземцев окраин. В вину русскоязычной центральной власти всех времён ставятся запреты инородческому населению использовать родной язык вне родного дома и однородной туземной среды – в присутственных местах и казённых учебных заведениях. Это сильное, преступное искажение истины, о чём я подробно писал в сочинении «Зависимая Россия» (пример из названной статьи: русский чиновник в Средней Азии во второй половине XIX – начале XX в. получал двойной оклад, если владел речью местного населения). Но такие примеры обвинителям «не ведомы». В ходу иной пример, связанный с П. А. Валуевым, министром МВД с периода реформ Александра II и автором циркуляра, по которому запрещалось издание книг для начального чтения, также религиозных и учебных на «малороссийского языке». По-свидомитски, это «страшна заборона мовы», хотя Валуевский циркуляр не касался изящной словестности. Притом, документ этот оказался практически недействующим.
***
Наибольшей активностью в сочинительстве «счетов» к России всегда отличались борцы за «возрождение мовы». Я, непосредственный свидетель этого «вiдродження» в Западной Украине, не мог понять, что принялись «возрождать» в этом заповеднике мовы. Малороссийское киевско-полтавское наречие, звучное и цветистое, которым Котляревский, сочинив «Энеиду», сделал заявку на отдельный от общерусского литературный язык южной части Руси? Или галицкий диалект «австроукраинцев» (русинов Прикарпатья), в котором, по словам гетманаСкоропадского, «на пять слов четыре – польского или немецкого происхождения»? Другие региональные диалекты вплоть до «суржика» новороссийских областей? И почему «возрождать»? Возрождают утраченное совершенство. А «лiтературна мова» многочисленных «пысьмэнныкив» УССР достались суверенным украинцам на стадии, далеком от завершения. Даже сегодня, пишет известная переводчица художественных произведений с мовы на русский язык Е.Мариничева, единого украинского языка в его литературной форме не существует, это «жадно поглощающая заимствования из многих языков стихия».
Унификация двух крупных, разительно отличных диалектов, поднепровского и галицкого, бурно происходила при советской власти. Причём, тон задавали не столько местные культуртрегеры, сколько заочные «учителя-будители» из Торонто и Мюнхена. Последних отличала языковая архаика рутенов, как называли русинов-галичан их венские хозяева. В творческой спешке исправлялись под «галицкий стандарт» в первую очередь старые классики (малороссы Поднепровья, в большинстве своём). Самому Великому Кобзарю приписали заголовок «Заповит» к известному стихотворению, хотя такого слова выходец из киевской глубинки скорее всего и не слышал. У него, его рукой – «Завищание». Ещё тогда стали решительно стали переписывать на «справжню укрийинську мову» и заблудшего, видимо, в своей несомненной гениальности И. Франко. Ибо родился он рутеном в прикарпатском селе и овладеть смог только местным говором. Потом были у него и немецкая гимназия, и польский университет. Следовательно, познать всю глубину родной мовы дома не имел возможности. И наделал в своих литературных трудах массу ошибок - решили его младшие современники и потомки. Добро бы грешил только полонизмами и германизмами. Так нет, сыпал русизмами(!), что хуже всякого греха заимствования. И где только набрался? Известно, из книжек русских писателей. Хотя русскую литературу идеолог русофобии Вартовый назвал «шматом гнилой колбасы», И. Франко «гнили» не заметил. Глотал с аппетитом.
***
После 1991 года политическая независимость Украины от России, вопреки ожиданиям сторонников очень «окремой» литературы, на пользу мове не пошла. В казённых стенах, под бдительным оком идеологов украинства, на ней ещё изъясняются кое-как. Вне этих стен предпочтение отдаётся «языку оккупантов», точнее его крайне обеднённой форме, примитивной балачке, которой, вспомните, владеет экс-президент Кучма. Воителям за чистоту «соловьиной речи» приходится объяснять этот досадный факт проклятым прошлым, дважды имперским. Шаманить, вызывая духов «окрэмости», приходится под выборочные цитаты из царского министра Валуева, ибо других сравнительно веских примеров запрета мовы нет. Игнорируется та неоспоримая правда, что в надуманной «тюрьме народов» русские были сокамерниками, не надзирателями. Надзирал интернационал с преобладанием инородцев. Но форы в местах, не столь отдалённых, всем коллегам по надзору давали «упрямые хохлы» (по определению Кобзаря). Лучших исполнителей сыскать было трудно. Преобладание же русской речи стало закономерным явлением многонационального государства.
***
Вплоть до ХХ в. доминировали взгляды (даже учёной части общества) на мову, как на южнорусский диалект русской речи (здесь, во избежание путаницы, я буду называть последнюю общерусской), как на наречие. В этом не было злого умысла, т.к. в ряду собственно русских диалектов наблюдались такие расхождения, каких не было между диалектами территориально близких губерний Великороссии и Малороссии. Приведу для примера фразу из книги Л.Успенского «Слово о словах» (МГ, 1960): «Отец закончил вспашку поля и поднимает огород возле избы, а мать выметает мусор из дому». И записанная на мове, она нам понятна: «Батько закинчив оранку поля, а маты вымитае смиття з дому». А вот деревенский житель Псковщины того времени произнёс бы эту фразу так: «Батька уже помешался, так ён на будворице орёт, а матка, тая шум с избы паше». Не правда ли, требуется переводчик с русского на… русский? Как тут определить, где диалект, где самостоятельный язык?
Тем не менее, Императорская Академия наук, подчинившись авторитету учёного лингвиста Потебни, малоросса по рождению, пошла навстречу мовникам: речь украинцев была признана отдельным от русского языком! И где! – в «самой страшной империи» (по самостийной терминологии). Для примера, в цивилизованной Великобритании Лондон запретил ирландский язык одним росчерком пера повсеместно в своей империи и навсегда. И выполнял решение чисто по-английски - непреклонно. И скоро практически замолкла кельтская речь Зелёного острова. Ирландец Бернард Шоу писал уже на английском, ибо был нем на родном, почти как все его земляки. Ещё пример: самостоятельность языка карпатороссов, проживающих в Закарпатской области Украины, признана всем учёным миром. Однако говорить об этом на их исторической родине, значит, попасть под подозрение в антиукраинской деятельности. Пудкарпатским русинам милостиво позолили изучать «ридну (не для них) мову» и, на выбор, иностранные языки, в т. ч. русский и суахили.
***
Мы, русские, странные оккупанты! Мову, при всех циркулярах Валуева и валуевых, так и не запретили. Более того, подняли её «планку» от наречия до отдельного языка, опередив в этом многие цивилизованные страны. Да, признавать самостоятельность современной украинской мовы за рубежом не торопятся.
После обретения Украиной «незалежности», в её вузовские центры началось паломничество зарубежных студентов-русистов. Те бросились на свеженькое, чем показалась им украинская литературная форма. Перспективным для молодых кандидатов в учёные выглядел издалека появившийся в Европе, как бы ниоткуда, новый литературный язык. Однако все кафедры Европы и Америки, к которым были прикреплены любознательные студенты, не засчитали им выбранный предмет, как второй славянский язык. Обескураженные пилигримы вынуждены были переучиваться с украинской мовы на признанные славянские языки. Филологическое паломничество в «мовнозаповедный» Львов и др. т. н. культурные центры новоявленной миру страны прекратилось враз. Ибо западные лингвисты не признали ни киевско-полтавскую, ни галицко-торонто-мюнхенскую литературную форму славянским языком, отдельным от русского. По их мнению, государственным языком на Украине является русский язык в его украинской литературной форме.
Сергей Сокуров
Чаще всего ей предъявляются «счета» за силовую ассимиляцию беззащитных туземцев окраин. В вину русскоязычной центральной власти всех времён ставятся запреты инородческому населению использовать родной язык вне родного дома и однородной туземной среды – в присутственных местах и казённых учебных заведениях. Это сильное, преступное искажение истины, о чём я подробно писал в сочинении «Зависимая Россия» (пример из названной статьи: русский чиновник в Средней Азии во второй половине XIX – начале XX в. получал двойной оклад, если владел речью местного населения). Но такие примеры обвинителям «не ведомы». В ходу иной пример, связанный с П. А. Валуевым, министром МВД с периода реформ Александра II и автором циркуляра, по которому запрещалось издание книг для начального чтения, также религиозных и учебных на «малороссийского языке». По-свидомитски, это «страшна заборона мовы», хотя Валуевский циркуляр не касался изящной словестности. Притом, документ этот оказался практически недействующим.
***
Наибольшей активностью в сочинительстве «счетов» к России всегда отличались борцы за «возрождение мовы». Я, непосредственный свидетель этого «вiдродження» в Западной Украине, не мог понять, что принялись «возрождать» в этом заповеднике мовы. Малороссийское киевско-полтавское наречие, звучное и цветистое, которым Котляревский, сочинив «Энеиду», сделал заявку на отдельный от общерусского литературный язык южной части Руси? Или галицкий диалект «австроукраинцев» (русинов Прикарпатья), в котором, по словам гетманаСкоропадского, «на пять слов четыре – польского или немецкого происхождения»? Другие региональные диалекты вплоть до «суржика» новороссийских областей? И почему «возрождать»? Возрождают утраченное совершенство. А «лiтературна мова» многочисленных «пысьмэнныкив» УССР достались суверенным украинцам на стадии, далеком от завершения. Даже сегодня, пишет известная переводчица художественных произведений с мовы на русский язык Е.Мариничева, единого украинского языка в его литературной форме не существует, это «жадно поглощающая заимствования из многих языков стихия».
Унификация двух крупных, разительно отличных диалектов, поднепровского и галицкого, бурно происходила при советской власти. Причём, тон задавали не столько местные культуртрегеры, сколько заочные «учителя-будители» из Торонто и Мюнхена. Последних отличала языковая архаика рутенов, как называли русинов-галичан их венские хозяева. В творческой спешке исправлялись под «галицкий стандарт» в первую очередь старые классики (малороссы Поднепровья, в большинстве своём). Самому Великому Кобзарю приписали заголовок «Заповит» к известному стихотворению, хотя такого слова выходец из киевской глубинки скорее всего и не слышал. У него, его рукой – «Завищание». Ещё тогда стали решительно стали переписывать на «справжню укрийинську мову» и заблудшего, видимо, в своей несомненной гениальности И. Франко. Ибо родился он рутеном в прикарпатском селе и овладеть смог только местным говором. Потом были у него и немецкая гимназия, и польский университет. Следовательно, познать всю глубину родной мовы дома не имел возможности. И наделал в своих литературных трудах массу ошибок - решили его младшие современники и потомки. Добро бы грешил только полонизмами и германизмами. Так нет, сыпал русизмами(!), что хуже всякого греха заимствования. И где только набрался? Известно, из книжек русских писателей. Хотя русскую литературу идеолог русофобии Вартовый назвал «шматом гнилой колбасы», И. Франко «гнили» не заметил. Глотал с аппетитом.
***
После 1991 года политическая независимость Украины от России, вопреки ожиданиям сторонников очень «окремой» литературы, на пользу мове не пошла. В казённых стенах, под бдительным оком идеологов украинства, на ней ещё изъясняются кое-как. Вне этих стен предпочтение отдаётся «языку оккупантов», точнее его крайне обеднённой форме, примитивной балачке, которой, вспомните, владеет экс-президент Кучма. Воителям за чистоту «соловьиной речи» приходится объяснять этот досадный факт проклятым прошлым, дважды имперским. Шаманить, вызывая духов «окрэмости», приходится под выборочные цитаты из царского министра Валуева, ибо других сравнительно веских примеров запрета мовы нет. Игнорируется та неоспоримая правда, что в надуманной «тюрьме народов» русские были сокамерниками, не надзирателями. Надзирал интернационал с преобладанием инородцев. Но форы в местах, не столь отдалённых, всем коллегам по надзору давали «упрямые хохлы» (по определению Кобзаря). Лучших исполнителей сыскать было трудно. Преобладание же русской речи стало закономерным явлением многонационального государства.
***
Вплоть до ХХ в. доминировали взгляды (даже учёной части общества) на мову, как на южнорусский диалект русской речи (здесь, во избежание путаницы, я буду называть последнюю общерусской), как на наречие. В этом не было злого умысла, т.к. в ряду собственно русских диалектов наблюдались такие расхождения, каких не было между диалектами территориально близких губерний Великороссии и Малороссии. Приведу для примера фразу из книги Л.Успенского «Слово о словах» (МГ, 1960): «Отец закончил вспашку поля и поднимает огород возле избы, а мать выметает мусор из дому». И записанная на мове, она нам понятна: «Батько закинчив оранку поля, а маты вымитае смиття з дому». А вот деревенский житель Псковщины того времени произнёс бы эту фразу так: «Батька уже помешался, так ён на будворице орёт, а матка, тая шум с избы паше». Не правда ли, требуется переводчик с русского на… русский? Как тут определить, где диалект, где самостоятельный язык?
Тем не менее, Императорская Академия наук, подчинившись авторитету учёного лингвиста Потебни, малоросса по рождению, пошла навстречу мовникам: речь украинцев была признана отдельным от русского языком! И где! – в «самой страшной империи» (по самостийной терминологии). Для примера, в цивилизованной Великобритании Лондон запретил ирландский язык одним росчерком пера повсеместно в своей империи и навсегда. И выполнял решение чисто по-английски - непреклонно. И скоро практически замолкла кельтская речь Зелёного острова. Ирландец Бернард Шоу писал уже на английском, ибо был нем на родном, почти как все его земляки. Ещё пример: самостоятельность языка карпатороссов, проживающих в Закарпатской области Украины, признана всем учёным миром. Однако говорить об этом на их исторической родине, значит, попасть под подозрение в антиукраинской деятельности. Пудкарпатским русинам милостиво позолили изучать «ридну (не для них) мову» и, на выбор, иностранные языки, в т. ч. русский и суахили.
***
Мы, русские, странные оккупанты! Мову, при всех циркулярах Валуева и валуевых, так и не запретили. Более того, подняли её «планку» от наречия до отдельного языка, опередив в этом многие цивилизованные страны. Да, признавать самостоятельность современной украинской мовы за рубежом не торопятся.
После обретения Украиной «незалежности», в её вузовские центры началось паломничество зарубежных студентов-русистов. Те бросились на свеженькое, чем показалась им украинская литературная форма. Перспективным для молодых кандидатов в учёные выглядел издалека появившийся в Европе, как бы ниоткуда, новый литературный язык. Однако все кафедры Европы и Америки, к которым были прикреплены любознательные студенты, не засчитали им выбранный предмет, как второй славянский язык. Обескураженные пилигримы вынуждены были переучиваться с украинской мовы на признанные славянские языки. Филологическое паломничество в «мовнозаповедный» Львов и др. т. н. культурные центры новоявленной миру страны прекратилось враз. Ибо западные лингвисты не признали ни киевско-полтавскую, ни галицко-торонто-мюнхенскую литературную форму славянским языком, отдельным от русского. По их мнению, государственным языком на Украине является русский язык в его украинской литературной форме.
Сергей Сокуров
Комментариев нет: