Два дня в очереди
Вероятно, очереди, как основа гражданского общества и его
саморегуляции, были всегда. Сколько лет существует человечество, столько
существует и очередь. За куском зажаренного мамонта, к роднику на
водопое. Кто сильнее — впереди, кто слабее — сзади. Но только в
советское время очередь превратилась в ОЧЕРЕДЬ. В совершенно особый
феномен, со своими неписанными законами, со своей терминологией,
представлением о хорошем и дурном.
Поговорим об очереди без злорадства. Ведь это было не просто частью нашей жизни, но и, несомненно, наложило отпечаток на самую суть человека-очередника, стало частью генотипа.
В 1937 году историк и педагог Филевский пишет в дневнике:
… магазины роскошно отделаны, очереди за обувью и мануфактурой неописуемы, которые выстаивают не часы, а сутки. В бакалейных магазинах тоже очень трудно покупать, потому что вследствии незначительного количества служащих очереди очень большие и чтобы купить кило пшена надо простоять у касс и продавца по четверть и полчаса, а уже о том, чтобы выбрать продукт и что-нибудь спросить у мечущегося продавца и говорить нечего. На очередях выработался свой язык. Каждый остановившийся спрашивает: кто последний? Тот отвечает: «я». Присоединившийся говорит: «я за вами», а потом спрашивает: «Что дают?». В слове «дают» звучит ирония. В Ростове говорят: «Что выбрасывают?». Здесь звучит уже злой сарказм. В последнее время протестуют, если кто спрашивает: «Кто последний?», считая этот вопрос оскорбительным, а вводится: «Кто крайний».
Особую прелесть имели очереди, своими хвостами выползающие из отделов и секций в общий коридор, как в московском ГУМе. Один знакомый командировочный, приезжая в Москву, шёл в ГУМ и занимал очередь в трёх-четырёх, а иногда и более хвостах, не зная, что дают. И лишь после этого начинал выяснять, за чем очередь.
Нервозность очереди зависела от того, хватит ли на всех того, за чем стоят — или не хватит. Скажем, очередь в Мавзолей была абсолютно спокойна. В этом, несомненно, проявлялась уверенность советских людей в завтрашнем дне.
А теперь всё не то. Вот, например, сейчас в России два дня в очереди
люди стоят за смартфоном ценой в 100 000 рублей. И только не говорите,
что это не показатель уровня жизни в стране. Недавно, например, была
очередь за кроссовками по 20 000 руб. Всё это мелкие, но очень
характерные детали.
Поговорим об очереди без злорадства. Ведь это было не просто частью нашей жизни, но и, несомненно, наложило отпечаток на самую суть человека-очередника, стало частью генотипа.
В 1937 году историк и педагог Филевский пишет в дневнике:
… магазины роскошно отделаны, очереди за обувью и мануфактурой неописуемы, которые выстаивают не часы, а сутки. В бакалейных магазинах тоже очень трудно покупать, потому что вследствии незначительного количества служащих очереди очень большие и чтобы купить кило пшена надо простоять у касс и продавца по четверть и полчаса, а уже о том, чтобы выбрать продукт и что-нибудь спросить у мечущегося продавца и говорить нечего. На очередях выработался свой язык. Каждый остановившийся спрашивает: кто последний? Тот отвечает: «я». Присоединившийся говорит: «я за вами», а потом спрашивает: «Что дают?». В слове «дают» звучит ирония. В Ростове говорят: «Что выбрасывают?». Здесь звучит уже злой сарказм. В последнее время протестуют, если кто спрашивает: «Кто последний?», считая этот вопрос оскорбительным, а вводится: «Кто крайний».
Особую прелесть имели очереди, своими хвостами выползающие из отделов и секций в общий коридор, как в московском ГУМе. Один знакомый командировочный, приезжая в Москву, шёл в ГУМ и занимал очередь в трёх-четырёх, а иногда и более хвостах, не зная, что дают. И лишь после этого начинал выяснять, за чем очередь.
Нервозность очереди зависела от того, хватит ли на всех того, за чем стоят — или не хватит. Скажем, очередь в Мавзолей была абсолютно спокойна. В этом, несомненно, проявлялась уверенность советских людей в завтрашнем дне.
Комментариев нет: