Игорь Стрелков рассказал об отступлении из Славянска

Игорь Стрелкова у себя на странице в ВК расказывает

Решение о выходе из Славянска было принято накануне - в ночь с 3 на 4 июля - после того, как в штаб пришло известие о потере Николаевки и тяжелом ранении "Мачете" - командира вновь сформированной Николаевской роты (в основном - из уцелевшей части Ямпольского гарнизона с добавлением бойцов комендантской роты).



"Мачете", как доложили, был тяжело ранен осколками в обе ноги, судьба значительной части его бойцов была не известна, так как они были отрезаны в посёлке от дороги на Семёновку-Славянск. Уцелевшие отошли в сторону Семёновки.

После того ,как Николаевка пала, мы лишились последнего узла дорог, через который можно было - в обход блок-постов ВСУ между Славянском и Краматорском - получать снабжение из Донецка. Узкий коридор, остававшийся в нашем распоряжении, шириной 2-3 километра - простреливался артиллерией с Карачуна - наши ночные снабженческие конвои уже несли потери при каждом передвижении по грунтовой дороге. По этой-же единственной дороге производилась и эвакуация раненых.



Уже 3-го июля на эту дорогу вышло подразделение ВСУ силами до взвода с легкой бронетехникой (в т.ч. "хаммерами") и заняло местную господствующую высоту, но, простояв несколько часов, ушло обратно на восток. То-ли из-за отсутствия поблизости источников воды, то-ли опасаясь, что ночью будет атаковано (и, действительно, если-бы укры попытались там окопаться - у нас не было-бы иного выхода, как их брать штурмом). Тогда-же был - силами нескольких танков и БМП атакован передовой пост на дороге юго-восточнее Семёновки вдоль ирригационного канала. Насколько помню, двое ополченцев были убиты, еще один - ранен (у ополченцев имелись только одноразовые РПГ), но - наткнувшись на сопротивление, противник все-таки отошел.

Оценка обстановки была совершенно безрадостная.

Противостоять в полевом бою мощной тактической группе врага, охватывающей нас с востока - мы не могли, не покинув город. Да и собрав все силы - наши подразделения в разы уступали-бы по боевой мощи атакующей группе противника, так как противостоять 2 танками и 10 другими исправными бронеединицами (2 БМП, 2 БМД, 1 БТРД с ЗУ-23-2, 1 БТР, 2 ИМР и 2 "Нонами") целому усиленному механизированному батальону, в котором одних исправных танков было более 20 - да еще под огнем полутора десятков батарей тяжелой артиллерии и РСЗО - было-бы практически невозможно. (Не говоря уже о том, что у нас полностью отсутствовали средства мобильной тактической радиосвязи, а 2/3 ополченцев еще не были "обстреляны" ни в одном серьезном столкновении, с опытными и обученными командирами-же было все "совсем плохо").




Мы имели еще некоторые шансы в обороне.

В Семёновке сидел уже достаточно опытный и хорошо врывшийся в землю гарнизон, однако я прекрасно знал - сколько у нас имелось боеприпасов... А с ними дело обстояло точно также, как и со всем остальным - 28 снарядов - на оба танка, около 60 минометных мин на все 9 минометов, относительно много - 80 выстрелов - имелось на 2 "Ноны"... Выстрелов на РПГ-7 было по 3-4 на гранатомет (к тому-же, как показали предыдущие бои - каждый второй выстрел не срабатывал), на ПТУРы - по 2-3 выстрела (при том, что на 3 попытки приходился, в среднем, один нормальный выстрел), а наиболее многочисленные имевшиеся одноразовые РПГ-18 - не срабатывали практически совсем... Мало было боеприпасов на 30-мм пушки БМП и 73-мм пушку "Гром" БМД-1, очень немного было выстрелов к СПГ-9.


Относительно достаточно удалось накопить только боеприпасов для стрелкового оружия, выстрелов к АГС и ПГ.

Их по моим прикидкам - на 3-4 дня интенсивных боев (при определенной экономии) - нам-бы хватило. Для уличных боев был накоплен запас РПО "Шмель" (в полевом бою практически безполезных). Но противник использовал против нас тактику "танки-артиллерия-танки" - Понеся чувствительные потери в людях под Ямполем, - он предпочитал нащупывать бронегруппами узлы нашей обороны и потом засыпать их снарядами... чтобы потом вновь послать вперед танки и за ними БМП. - Вполне эффективная тактика против легкой пехоты совсем без противотанковой артиллерии и с острейшим недостатком ручного противотанкового вооружения.


Впрочем, обо всем этом я уже неоднократно писал и говорил. Так или иначе, в ходе многочасовых ночных раздумий, я пришел к выводу, что морально-психологическое и военно-политическое значение дальнейшего удержания Славянска - более не перевешивает неминуемую угрозу его полного блокирования с последующим разгромом гарнизона. Имея более тысячи вооруженных бойцов и примерно 400-500 невооруженных волонтеров в тыловых подразделениях - оставаться в безнадежной осаде без запасов продовольствия и почти без боеприпасов - означало их бездарно погубить. Подведя черту под своими раздумьями - я решил твердо исходить строго из военной целесообразности, а она на все 100% требовала немедленного (пока противник окончательно не затянул горлышко "котла") - выхода из окружения.



Соответственно, в 8 часов утра мной были вызваны первые командиры, которым я наиболее доверял - начальник штаба (Эльдар Хасанов), начальник тыла ("Батя") и начальник артиллерии. Им требовалось более всего времени "на сборы" - поэтому они были предупреждены раньше всех. Никаких совещаний не проводилось - я просто довел до них свое окончательное решение и отдал необходимые распоряжения по скрытной подготовке к эвакуации. Командиров рот я вызывал в течение дня строго по одному - в порядке дальности их расположения от точки выхода из города. Сначала был вызван и предупрежден "Дружок", далее - "Козырь", "Тор", потом - "Царь", далее - "Гера" и т.д. 5 рот, штаб, тыл, минометная батарея, бронегруппа, - должны были выходить на транспорте через Черевковку. Семёновский батальон (3 роты с приданными подразделениями) - частично на транспорте (минометы, тяжелое пехотное оружие), но большей частью - своим ходом (пешком) - напрямую на Краматорск.

Все необходимые распоряжения по маскировке предстоящего прорыва (я ожидал, что прорыв пройдет с серьезным боем) -были доведены до каждого командира индивидуально.

В 10 утра я собрал обычное совещание, на котором поставил стандартные утренние задачи - включая усиленные фортификационные работы по всему городу (строительным взводом руководил сын экс-мэра Пономарева, которому я не слишком доверял - я не думал, что он может предать, но он в одной из ситуаций проявил себя очень неуверенно, он был проинформирован позже - одним из последних). И весь день гражданские волонтеры-строители и бойцы комендантской роты "не за страх ,а за совесть" работали на укреплениях.

Как сейчас помню - всего лишь за час до снятия штаба - я мог наблюдать из окна как двое крепких ополченцев, обливаясь потом, старательно копают траншею полного профиля на другой стороне улицы. Делалось это исключительно в расчете на разведывательные безпилотники противника и его агентуру в городе - они должны были подтверждать для врага готовность к упорной обороне.

Сразу после совещания ко мне явились вызванные заранее 2 "стрингера", работавшие на "Лайф-Ньюз" (единственные оставшиеся в городе российские журналисты, все остальные покинули - все в один день Славянск за 4-5 суток до того... точно уже не помню). Им (прекрасно понимая, что через полчаса всё будет "нарасхват" в интернете) - дал прочувственное ("со слезой") интервью о том, что "город будем отстаивать до последней капли крови". Тоже - исключительно в расчете на "украинских партнеров Владимира Владимировича".



Также были даны подробные указания командирам о пользовании мобильной связью - чтобы на развернутых в глубине Карачуна станциях радио-перехвата как можно дольше оставалась "статичной" картина наших переговоров и перемещений отслеживаемых аппаратов. Также мной были специально проведены несколько "образцово-показательных" переговоров, которые должны были быть перехвачены и доложены руководству - как свидетельство намерений "сумасшедшего реконструктора" обязательно героически умереть в Славянске.

Еще ранее я связался по закрытой линии с "Хмурым", объявил о своем решении и обговорил с ним все детали предстоящего выхода, в ходе которого он должен был - силами подчиненного гарнизона - максимально отвлечь на себя внимание обитателей Карачуна, имитируя подготовку к атаке. Также он должен был выслать со стороны Краматорска разведку по дороге на Славянск, чтобы войти в соприкосновение с группой разведчиков из роты "Тора", высланных для проверки дороги с самого утра. Кроме того, он должен был прислать мне несколько человек, которые могли-бы ночью - в качестве проводников - сопровождать командиров колонн по той самой дороге, по которой будем выходить. (Надо отметить - все поставленные задачи "Хмурый" тогда выполнил досконально и успешно).

К 12 часам я получил доклад о том, что дорога "чистая" и сразу отправился в расположение нашей медсанроты к "Лёле", которой приказал немедленно собрать всех имевшихся больных и раненых - включая тех, кто лежал в городской больнице (тяжелораненые вывозились ежедневно сразу после получения ранений в Донецк, в медсанроте находились легкораненые, больные и выздоравливающие) и - вместе с персоналом, охраной и оборудованием - немедленно эвакуироваться в столицу ДНР. При этом я "прозрачно намекнул", что, по всей видимости, они станут последними из гарнизона, кто вообще сможет покинуть город. (Был твердо уверен, что начмед обязательно расскажет это по телефону нескольким абонентам и ее рассказ будет услышан теми, кому положено его слушать у противника).

В районе 14 часов медсанрота вышла на дорогу и далее благополучно добралась до Краматорска.


С этого момента - постепенно разворачивались эвакуационные мероприятия.

Вызывались командиры. уточнялись задачи. Но до самого вечера большинство бойцов в линейных ротах и боевых подразделениях не знали, что мы уходим. Даже артиллеристы - выезжавшие на рекогносцировку ночных позиций (перед выходом минометчики должны были выпустить в сторону "Стеллы" весь оставшийся немногочисленный боезапас - чтобы дополнительно отвлечь внимание и имитировать "штурм") - были уверены, что мы пойдем ночью в атаку.

В течение дня начальники тыловых служб и командиры в экстренном порядке собирали по всему городу немногочисленный оставшийся транспорт. До последнего дня я категорически запрещал насильственные реквизиции, но тут уж пришлось не просто их разрешить, а приказать изымать все автобусы и грузовики, пригодные для эвакуации людей и техники, какие удастся найти.


Главное, - чего я стремился достичь - это максимальной скорости подготовки.

Понимал, что как-бы ни были досконально разработаны маскировочные и дезинформационные меры - противник начнет догадываться о наших намерениях по косвенным признакам чем дальше - тем больше. Неожиданность - только она могла нам помочь. Вся ставка была на нее. Именно этим объясняются многочисленные "потеряшки" - кого-то из людей не успели предупредить. кто-то ушел "на побывку" домой, какие-то посты и заставы (особенно - в Семёновке и к востоку от нее) - командиры не успели или не озаботились (и такое было ,к сожалению) вовремя (и даже вообще) снять с позиций.

В 9 часов вечера (на час ранее, чем обычно) я провел последнее вечернее совещание командиров. ... На котором "начальник контрразведки" "Абвер", на пример, впервые узнал о том, что мы выходим из города... (после его нетрезвых подвигов в Донецке моё доверие к нему сильно упало). На его недоумение - я поставил ему на вид ,что начальник контрразведки должен одним из первых узнавать о решении командира - даже не будучи поставленным в известность...

Все телефоны командиров рот - должны были (после удаления всех адресов и звонков) - оставлены включенными на месте (и я свой оставил). Все бумаги - уничтожены. Я предупредил, что, вероятно - противник все-таки уже знает о наших намерениях и постарается нас разгромить на марше (все возможности у него к тому имелись), поэтому поставил задачу тем - кто прорвется - сосредотачиваться в Краматорске, определил 2 заместителей на случай своей гибели и распределил между командирами проводников - каждому "с рук-на-руки" по одному лично. Число предполагаемых безвозвратных потерь - я оценил в треть личного состава.


В 22.00 я снял свой штаб...

С этого момента управление Славянским гарнизоном мной было полностью потеряно, так как телефонные линии уже не работали, использовать мобильную связь было нельзя, ординарцы отправились по своим подразделениям (да они были-бы уже безполезны), а НИ ОДНОЙ ИСПРАВНОЙ АРМЕЙСКОЙ РАЦИИ (впрочем, как и специалистов, способных наладить нормальную радиосвязь и поддерживать ее в рабочем состоянии) у меня в распоряжении не имелось... С 22.00 - уже почти ничего нельзя было изменить и последствия всех ошибок и недочетов, которые были допущены при планировании выхода из "мешка" (а они были) - стали неизбежностью.