Американские семейные ценности

Что больше всего раздражает меня в американской культуре? Вовсе не пронизывающая её тупая уверенность, что США – это центр Вселенной, и существует два типа общественно-политического устройства – пиндосское и неправильное. И не стремление оправдать лечение своих пенсионеров гуманитарными бомбардировками всего мира. Даже не их герои – образцовые тупые обыватели, легко звереющие, когда их маленькому мирку начинает что-то угрожать.

Больше всего бесят пресловутые семейные ценности. Они навязчиво и приторно присутствуют везде. И в фильмах про войну в Ираке. И в сказках про Звёздные войны. И в наркоманско-бандитских боевиках.

Дело не в том, что в семейных ценностях есть что-то плохое. Беда, что пиндосы в них не понимают ровным счётом ничего.

Любопытны стандартные приёмы, символы, переходящие в архетипы вокруг этих семейных ценностей. На первом месте мне видится Бейсбольная Перчатка.

«Эта перчатка принадлежала твоему прадеду. Деду. Мне. Теперь я её передаю тебе, сынок. Она счастливая. Ты забьёшь из неё гол своей мечты». Эта перчатка – единственный внятный символ единения поколений и средство установления контакта между отцами и дитями.

Везде маячит эта клятая бейсбольная перчатка. Которая давно осточертеть должна была человечеству. Но, поскольку её информационное присутствие подавляющее, массовое и нескончаемое, она постепенно перестаёт вызывать отторжение у обывателя. А затем появляются умиление от неё, а также дискомфорт, когда она отсутствует долгое время при перетирании семейных ценностей. Как же отцы и дети договорятся без перчатки? Без перчатки не бывает!

Наверное, в бейсболе нет ничего плохого. Нормальный дворовый спорт для цивилизационно не доросших до технической эры народов. У нас крестьяне при царе батюшке в лапту играли – это тоже самое. И атрибуты там полезные. Вон, бейсбольная бита стала символом наших девяностых.

Но благодаря Голливуду я искренне возненавидел бейсбол и бейсболистов.

Ещё один базовый образ американской культуры – это Гнусный подросток. Хотя творцы вовсе не считают его гнусным. Просто он органично и непосредственно хамит, качает права, капризничает до тошноты, что-то требует, тянется к наркотикам и нарушениям закона, имеет язык питекантропа, ругается, но больше мычит, чем говорит. Хотя при этом в душе он, несомненно, хороший – почему, правда, не объясняется. И зря зрителю так хочется его убить. Просто подросток обязан таким быть – неопрятным, идиотски одетым, нечленораздельно вещающим, вечно матерящимся, не понимающим никаких добрых слов, желающим учудить какую-нибудь пакость и недовольным своей судьбой ублюдком. Но его нужно обязательно любить и целовать в зад, дозволяя творить, что хочет. Потому что он подросток.

Когда это разбавлено юмором, и иронией, то ещё терпимо. Но во времена отмирания юмора и иронии неустанно проводится угрюмая мысль, что быть такой мразью – это нормально. Не знаю, может, придираюсь, но таких уродов с такими моделями поведения у нас даже среди отпетой гопоты не сыщешь. Но для американской информационной среды это нормальный штамп — подросток, значит, тварь, и возрадуйтесь этому, потому что это наши дети. Хуже всего, что эти стереотипы поведения внедряются в мозги молодняка, притом, с учётом глобальности пиндосской псевдокультуры, и у нас тоже эта чума. И начинают вести себя малолетки и даже умудрённые годами инфантилы так же, пока не огребают по шее от традиционно мыслящих соотечественников.

Есть противоположность – Затюканный подросток. Его все тюкают, а он мечтает стать Гнусным подростком. Потом чудом или усилием воли нахлобучивает всех оппонентов и становится победителем. Все счастливы, даже его противники Гнусные подростки.

Следующий базовый образ – Раскаивающийся папаша. Который, сволочь такая, работал на трёх работах, делал деньги, чтобы семье купить дом и машину. А ведь должен был с утра до вечера сюсюкать со своим отпрыском и учить его бить битой по мячу. В итоге папаша раскаивается, что был такой чёрствой сволочью. Обязательны выяснения отношений, слезы в глазах, рыдания и обнимиашки. «Сынок, я тебя не понимал. Я думал, ты скотина, и поэтому разбил мой автомобиль и спёр мою кредитку, чтобы расплатиться за дозу наркотиков. А ты всё это делал от недопонимания между нами. Я виноват». «Папа, и я тебя не понимал. Я считал тебя эгоистичной мразью, мечтающей продать меня на внутренние органы, чтобы расплатиться за ипотеку. А ты все эти годы любил меня»…

Сахарные сопли. Папаша с сыном. Мамаша с дочерью. Эти придурки сначала матерятся и делают друг другу гадости, а потом хнычут о том, как поздно поняли, насколько дороги друг другу. Индийский кинематограф отдыхает. Зита с Гитой убедительнее, чем весь этот нечеловеческий вой о любви и непонимании.

Индусы хоть танцуют и поют. А пиндосы только ноют, кличут психотерапевта и шастают по группам анонимных неврастеников и жертв несварений желудка.

Ей богу, более органично у них выглядит задорная маньячка из «Готэма», в ходе творческого осмысления базовых семейных ценностей просто пришившая своих лицемерных родителей. Это как-то поближе к истине. Её хоть понять можно.

Вообще, в том же американском кино нормальные человеческие чувства и манера общения встречаются только у всяких патологических типов. Это обаятельный и мотивированный серийный маньяк Декстер. И учитель-наркодиллер из фильма «Во все тяжкие». Они живые – остальные – фальшивые марионетки, не вызывающие симпатии и напрашивающиеся на то, чтоб их уничтожили по причине пустоты и ненадобности.

И ещё такая незатейливая мысль, которую настойчиво протаскивают через сотни книг и фильмов. За святые семейные ценности можно убивать. В мире есть только ты и твоя семья. Спасай близких, остальных к чертям.

Герой Тома Круза в «Войне миров» за семейные ценности убил мужика лопатой, хотя можно было не убивать. Крепкий Орешек вообще штабелями тела укладывал за дочурку да жену, а больше ни за что. Новый и совершенно безобразный «Чужой». Там тоже крепкие семейные ценности. Любящая друг друга пара – здоровенные мужики, которые лижутся и милуются. Негр–пилот с вывороченными губами и выкаченными глазами пытается бросить на планету не приспособленный для этого звездолёт и угробить тысячу пассажиров, поскольку внизу его благоверную схватила за филе какая-то злобная зубастая тварь. И по фиг на людей, на профессиональный долг. У него семейные ценности. Он плачет и переживает. Все должны ему сочувствовать и соглашаться – давай, гробь тыщу пассажиров, выплесни эмоции! Ты же свободный человек и право имеешь! Ты ж не просто так. У тебя ж семейные ценности.

В общем, пусть мир рухнет, но не прольётся слезинка ребёнка… Кстати, слезинка ребёнка – в нынешней мировой глобалистике любимый повод для массового смертоубийства и геноцида.

Подмена понятий и унижение человека как разумной личности во всем этом видится. А ещё ложь и дикая фальшь. Это как контакт с иной цивилизацией, которая пытается освоить базовые человеческие понятия путём производства киношек, книг и комиксов, но у неё это получается коряво и неестественно, потому что цивилизация все же иная, нечеловеческая.

Почему всё это происходит в их ныне совсем незатейливой культурке? Наверное, потому что на деле реальных семейных ценностей у американцев всё меньше и меньше. Дети сдают родителей в дома престарелых, и это преподносится нормальным. Родные люди грызутся за деньги. Ждут, когда сдохнут все родственники, чтобы получить наследство. Алчное американское эго все меньше уживается с человечностью. Даже те же эмоциональные и наивные родоплеменные мексиканцы от этой ядовитой атмосферы портятся, обосабливаются, становятся такими же эгоистичными сволочами. В неврастеническом мире ссудных процентов и вечной паники перед неуплаченным банковским взносом остаётся слишком мало места для добрых человеческих чувств.

И тогда мораль, долг, любовь заменяются правилами и страхом наказания. Ювеналка, законы о семейном насилии – это все попытка заменить истинные семейные отношения, все гаммы чувств, мотивов и стереотипов поведения, складывающихся тысячелетиями, сводом законов. Все выхолощено и строго в рамках. Распределено – где хорошее, где плохое. Ранжировано. Прописано. За отступление – расстрел.

Ребёнка нельзя оставить на три минуты – оштрафуют так, что с голоду сдохнешь вместе с ним. Не купишь приглянувшуюся капризному дитятку игрушку – заявится уполномоченный по правам ребёнка, или кто у них там. Шлёпнешь по мягкому месту и не дай Бог синяк наставишь – вызовут полицию, отберут дитя и передадут в радужную семью приветливых гомосеков. Мир правил. Это нельзя, то нельзя.

Нормальная естественная человеческая семейная жизнь, где на ребёнка прикрикнут, потом приласкают, потом в угол поставят, а потом расцелуют и пойдут с ним в парк – моментально попадает в разряд правонарушений. Потому что правил много, они строгие. Благодаря чему постепенно крепнут не любовь и уважение, а ненависть родителей к детям и обратно. Семья начинает восприниматься, как обуза, а дети – как заноза в заднице.

Когда над тобой стоят с дубиной и говорят – это делай, это не делай, а ребёнок обещает в случае чего позвонить ювенальным кикиморам или подать в суд – какие семейные ценности взрастут на такой иссушенной маразмом почве? Постмодерн во всей красе. Утрата изначальных смыслов и замена их на имитации, пародии и карикатуры. И самое главное – там нет любви. Когда это слово произносится там, звучит же, как прочтение принцем Гамлетом «Техники безопасности при работе на карьерном самосвале», а не «Быть или не быть».

Взять итальянские фильмы. Чего мне нравится в макаронниках – там родственные узы священны, родня – основа существования. И на экране, особенно в старых, ещё не приглаженных толерантностью кинопроизведениях, что мы видим? Крик, гам, подзатыльники, эмоциональные проклятия:

— Эх, сынок, ну зачем ты на свет появился, негодяй!

За такие слова в США режиссёра к стенке поставили бы, а в реальности у родителей ребёнка бы отняли за садизм и терроризм в особо циничной форме. А у итальянцев это нормально, смешно и красиво. Потому что пронизано настоящими чувствами и любовью. И пониманием, что семья – это отдельный мир, куда не стоит лезть всем посторонним с какими-то предъявами. Семья — это свои. Ты не можешь без них. А они без тебя.

А у пиндосов в художественных произведениях люди друг без друга могут жить спокойно. Главное через двадцать лет в соплях и слезах покаяться – мол, мы друг друга не понимали.

Кстати, и в жизни для итальянца в том же Неаполе сдать родителей в богадельню – это что-то немыслимое. Это легче сразу удавиться. А Америка на этом стоит.

Присмотреться, так американская культура – это искусство монстров, которые безуспешно пытаются выглядеть настоящими людьми, но у них не выходит ничего.

Трудно поверить, что весь американский народ состоит из уродов с полностью искалеченной эмоциональной сферой, неспособных чувствовать и жить по-человечески. Но кому-то очень хочется их такими сделать. И поэтому это их основной культурный код в последнее время. Формирование народа, который движим не чувствами, а имитациями таковых. Идеальный потребитель. Идеальный лох. Идеальное жертвоприношение.

Кстати, практика общения с отдалёнными родственниками, после войны натурализовавшимися в Штатах, показывает, что их психика во многом соответствует голливудским штампам. Широко улыбающиеся эгоистичные чучела, носящиеся со своими эмоциями, как дурак с писаной торбой. К другим народам у них отношение белого сахиба к неграм. Мол, все должны быть рады им руки целовать и поклоны бить. Почему? А потому что они из Америки. А Америка – это ого-го!

И это фашистское чувство национального превосходства проявляется не в сетевых диспутах или статьях, а в повседневной жизни. Приезжая в гости в ту же Россию, они выкатывают своим родственникам длинную культурную программу – по каким ресторанам и театрам на халяву их должны провести, какой икрой им намазывать бутерброды, а также пожелания по подаркам. Когда к ним приезжают гости из «Диких медвежьих краёв», так в лучшем случае дождутся гамбургера и бейсболки, а за что-что более серьёзное непременно выставляется счёт. И это между родственниками. Семейные ценности же. И ничего зазорного в этом не видят по причине полного отсутствия совести и самокритичности. Они же представители высшей расы, остальные – их прислуга…

Источник