Перед концом колбасы

 

Борис Вишневский, обозреватель «Новой Газеты», депутат ЗакСа Петербурга, вообще довольно скандальная личность, недавно настрочил статейку «Перед концом империи. Как и в 1989 году, люди хотят не колбасы, а свободы».

В статейке он проводит параллели между современной бузой и началом ХХ века, концом ХХ века… И это правильно! Умный учится на чужих ошибках, дурак – на своих (если выживет). И нам лучше вспомнить, как начинается смута, и чем она заканчивается, чем прогонять её по новой, автореверсом. Однако этим содержание статьи далеко не исчерпывается.

По правде сказать, благодарен болтуну Вишневскому за его кричащий заголовок: именно так и выбалтываются тайны противника. Совершенно очевидно, что Вишневскому, и всем тем силам, что за ним стоят – ненавистны две вещи: империя и колбаса у народа. Они, конечно, могут прислуживать империи страха ради – как бард Галич, или манить дурачков колбасами, как «перестройщики», но это продукт двуличия. В глубине души такие, как Галич и Вишневский, и империю и колбасу для масс — ненавидят.

Красивая и возвышенная «свобода» у них грамотно противопоставляется некрасивой и низменной «колбасе». Вот мы, светлые, прекрасные – а вот они – низменные, подлые, жаждущие колбасы! Хороший ход, правда? Цепляет за романтизм?

А теперь слушайте, в чём подвох: колбаса, при всей её низменности и мещанстве, поддается измерению. В килограммах на душу населения, например. А вот «свобода», при всей возвышенности этого понятия (и благодаря этой возвышенности) – расплывчата и неизмерима. Как её измерить — если даже в определении, что она такое, люди никак не могут сойтись?

И потому нет такой тирании на свете, которая про себя бы не рассказывала, что она «принесла народу свободу».

Та же ненавистная либералам Северная Корея – «народно-демократическая», и уверяет, что именно в ней свобода для трудящихся, а в Южной Корее — ужасная диктатура. И генерал Пиночет в каждом интервью утверждал, что защищал свободу и демократию от коммунистов, и не отнял у народа Чили свободу – а наоборот, её дал. Отстоял от покушавшихся комми.

Как говорится такого рода деятелями – «никакой свободы врагам свободы». А дальше круг замыкается. Для таких, как Вишневский, действует формула – «свобода – это мы». Вот когда они всем заправляют, и никто им слова поперёк сказать не смеет, как бы они ни безобразничали – вот тогда в их понимании наступает свобода.

Не верите? Напрягаем память, вспоминаем 90-е!

О сути такой «свободы» — которой Вишневские хотят вместо колбасы – уместно сказать словами Салтыкова-Щедрина, удалив ненужный и уводящий мысль в сторону этнический компонент его обличения:

А программа наша вот какова. Чтобы мы говорили, а прочие чтобы молчали. Чтобы наши затеи и предложения принимались немедленно, а прочих желания, чтобы оставались без рассмотрения. Чтобы нас, мерзавцев содержали в холе и в неженье, прочих всех в кандалах. Чтобы нами сделанный вред за пользу считался, прочими всеми, если бы и польза была принесена, то таковая за вред бы считалась. Чтобы об нас, об мерзавцах, никто слова сказать не смел, а мы о ком задумаем, что хотим, то и лаем!

В этом раю для избранных — очень мешается колбаса. Колбаса в руках у народа измерима. Её можно взвесить и счесть легкой — или наоборот.

В отличие от колбасы, «Свобода» достигается легко: достаточно сказать, что настала свобода – и всё. Пипл схавает.

А вот с колбасой так не получается. Вопреки всем ухищрениям Вишневских – люди видят, что после их прихода колбасы стало меньше.

Помните советский анекдот про то, что Брежнев заболел — руку отморозил? Потому что все майские праздники в холодильниках у народа колбасу искал.

Вот так это и работает — можно сколько угодно печатать в «Правде» передовицы про огромные надои и рекорды по привесам мяса, но когда в холодильнике у гражданина нет колбасы — эти передовицы вместо энтузиазма начинают вызывать озлобление.

Потому вместе с «империей» нужно изругать и дискредитировать также и «колбасу». Они ведь, на самом-то деле, неразделимы: империя и колбаса. Если брать народ в целом, то нет империи – нет и колбасы.

Если у народа нет империи, то чужая империя легко может отобрать у народа всё, что угодно: от денег до жизни. Просто прийти и вооружённой рукой взять, чего нужно. Вас не спрашивая. Р. Киплинг, автор «Маугли», ещё в начале ХХ века писал об этом так:

При древнем Законе нам сулили мир и покой:
Нам сказали: сложите оружие, и конец вражде племенной!
А когда мы сложили оружие, нас схватили и продали в рабы:
И Азбучные боги сказали: «Всяк — виновник своей судьбы».

Либералы работают с массами методами коррекционной педагогики, предполагая, что перед ними олигофрены. Они исходят из того, что люди толпы – слабоумные, недоразвитые. Ужас в том, что закрадывается подозрение: а вдруг либералы правы? Ведь любой разумный человек с ходу раскусит, что его разводят этими «свобода вместо империи», «свобода вместо колбасы», но много ли их, разумных-то людей?

И сколько раз имбецилы должны пройти через кровавый карнавал майдана, чтобы понять: это не работает? Не улучшает жизнь, сколько раз не прыгай?

Ещё раз повторяю: колбасу можно измерить. Свободу – нет. Свобода – это ощущение. Если у Вишневского, после того, как он пересажает и люстрирует всех его врагов, возникнет ощущение свободы – его не переспоришь. Как говорят про художников:

— Ну он так видит!

Благополучие населения можно поднять или опустить, потому что это измеримо.

«Демократию», которую Пиночет защитил от избирателей расстрелами на стадионах (и стал кумиром всех российских либерал-реформаторов) — нельзя измерить, это суть фигура речи. «Свобода» — это тоже фигура речи. Её невозможно пощупать в руках и убедиться — стало ее больше или меньше.

Вот вам пример. Цель «свободы слова» в украинском формате – принудить всех говорить одно и то же. В частности – принудить журналиста ругать Путина. Журналист, может, и не хочет, но под страхом наказания за покушение на «свободу слова» — вынужден ругать. Шаг влево, шаг вправо – расстрел, это и есть «свобода слова по-украински». И вообще «свобода» по-либеральному.

Уловка очень стара. Когда у человека отбирают всё, чем он жил – то его обычно утешают, что взамен он получил свободу. А проверить-то он не может, потому что нет у этого приобретения «контрольных весов»!

Вишневский сказал вам, что вы несвободы – значит, вы несвободны. А как скажет, что вы свободны – так и станете свободны.

— Ты иди на свободу, брат! А твои сумки с колбасой я покараулю…

И пошел лох, и пошел. А сумок-то больше нет, как и их самозваного «сторожа»…

Источник