«Геноцид черкесов» и «депортация адыгов»

Некоторые люди продолжают пытаться мазать русский народ и государство коричневой субстанцией, обвиняя в геноциде. Во время экспансии русских на восток не был уничтожен ни один народ, это исторический факт. Но клевета продолжается. Вот очередное опровержение.

Столетняя война… на Кавказе

22 октября 1762 года российская императрица Екатерина II Великая начертала три коротких слова «Быть по сему» на докладе Сената «Об отведении урочища Моздок для поселения кабардинцев во главе с владельцем Малой Кабарды Кургоко Кончокиным, построении там крепости и превращении Моздока в центр распространения промышленности и торговли».
Моздок был основан на землях, принадлежавших кабардинскому князю, переход которого в русское подданство и христианство, необходимость защиты его и его людей стало основанием для присоединения этой территории к России и строительства крепости. Тем более, что соплеменники князя Черкасского-Кончокина заочно поклялись убить, его имущество ограбить, обратить в рабство его подданных и увести скот.

И, надо сказать, прилагали все усилия, чтобы этого добиться.

Тем не менее, поступок Кончокина был поддержан тысячами адыгов из разных племен — от князей до рабов. И если вопросы перехода владетельного князя со всеми своими подданными решался на высшем уровне, то обычному дворянину, свободному крестьянину или рабу достаточно было выйти к казачьему разъезду или к армейскому посту и заявить о желании присягнуть Белому Царю. Бежали подростки обоего пола из тех, кого на семейном совете решили продать в Турцию. Бежали от кровной мести или устав от разбойной жизни, желая заняться мирным трудом под защитой сильной русской власти. Кстати, ассимиляция и крещение вовсе не были обязательными. Единственное, что от перешедших на русскую сторону горцев требовалось, это лояльность и соблюдение законов. За это они получали защиту, возможность самоуправления в мирных аулах и множество льгот (освобождение от налогов, воинской повинности, подъемные). На их традиции и религию никто не посягал. Примечательно, что потомки тех кабардинцев, что первыми присягнули России, до сих пор живут в Моздоке и, частично, в Прохладном. Они исповедуют Православие и очень гордятся своим происхождением.

Как бы то ни было, но от строительства Моздокской крепости нынешние адепты «геноцида адыгов» числят начало «Русско-Черкесской войны», хотя если трактовать отношения народов Российской Империи и черкесов именно как войну (а они включали в себя и совершенно мирные элементы взаимодействия), то можно сказать, что она началась гораздо раньше.

Черкесы участвовали практически во всех грабительских набегах крымских татар и Ногайской орды на Московское государства и земли Войска Донского, а позднее — на южные рубежи Российской Империи. Известно, что черкесы были в войске темника Мамая, разгромленного на Куликовом поле. В свете этого движение империи на Юг было продиктовано, прежде всего, стремлением обезопасить свои границы. Тем более, что Турция, ставшая в XVIII веке главным геополитическим соперником России, непрерывно подстрекала кавказские племена к нападению на русские земли, в том числе, используя экономические стимулы: турки охотно скупали захваченных в набегах людей, и угон жителей станиц и сел для их продажи работорговцам, стал важнейшим промыслом для черкесских воинов. В обмен они получали от турецких торговцев оружие, порох, дефицитную соль и многое другое. В черкесских аулах действовали турецкие миссионеры, обращая горцев, ранее исповедовавших христианство или придерживавшихся языческих верований в ислам и подымая их на войну с «неверными».

Между тем, практически до конца 1810-х гг. российская политика на Кавказе была однозначно оборонительной. В течение почти 50-ти лет после постройки Моздока казаки и войска стояли на правобережье Кубани, стараясь только предотвратить набеги «закубанских хищников». На земли черкесских племен никак не посягали и Кубань с Лабой переходили только в крайнем случае, нехотя, и только в ответ на набеги горцев.

В течение всего этого периода Россия говорит о мире с горцами, пытается торговать с ними, стремится не вступать в конфликты. Одно время даже существовало правило, что все переходы Кубани войска могли делать исключительно с личного разрешения Императора Павла I. Нарушители этого правила жестоко наказывались вне зависимости от того, при каких условиях это нарушение было сделано. Так, в 1797 году более 300 черноморских казаков в ответ на постоянные набеги горцев, доведших многих из них их до полунищенского состояния, самовольно переправились через Кубань, напали на черкесский аул и увели из него до 5 тыс. овец. Когда об этом стало известно императору Павлу I, он приказал овец черкесам вернуть, командира полка отдать под суд, а казакам от его имени передать, что в случае повторения подобного участники набега будут отданы в руки адыгам.

Практически вся документация того времени подчинена идее «непровоцирования» горцев и воздействия на них преимущественно мирными средствами. Набеги, именуются «шалостями», военному командованию рекомендуется их предотвращать, при возможности выдавливать черкесов, пробравшихся на российскую территорию и только в крайнем случае уничтожать их. Подобные методы умиротворения приводили к прямо противоположным результатам — разбойничьих набегов становилось все больше, неприятель, истолковав миролюбие царских властей, как проявление слабости, наглел все больше.

Попытки подкупа горских элит были тоже не слишком эффективны. Многие князья старались получать бакшиш как от русских, так и от турок.

Помимо возросшей активности «закубанских хищников» Россию к наступательным действиям на Кавказском направлении понуждало вхождение в состав империи Грузии и две войны первой половины 19 столетия с Турцией.

Чтобы как-то помешать работорговли и ослабить турецкое влияние на черкесские племена, Россия выставила цепь прибрежных укреплений и усилила морское патрулирование акватории Черного моря. Войска перешли Кубань, началось строительство укреплений и укрепленных поселений на черкесских землях. Началось планомерное наступление на немирные аулы, на непримиримых горцев.

После того, как было принято решение о занятии всего Кавказа, исход этой войны был предрешен и очевиден. Однако Санкт-Петербург до последнего старался минимизировать потери с обеих сторон. Но вожди непримиримых, потерявшие практически все, не имевшие сил противостоять огромной русской армии и стоявшие на пороге самой огромной трагедии своего народа, в 1861 году получив от Александра II очередные условия мира, подстрекаемые турками и включившимися в дело британцами, потребовали от царя чуть ли не капитуляции в войне, ни много, ни мало, полного ухода России за Кубань, срытия крепостей, выдачи для расправы десятки соплеменников, принявших русское подданство.

Тут надо отметить, что для черкесского общества Кавказская война носила вполне отчетливый характер гражданской. На это, в частности, указывает известный историк — кавказовед Василий Потто, даже проведший аналогию событий в Закубанье с Великой Французской революцией. Среди адыгов были сторонники как турецкой, так и русской ориентации. И последних непримиримые ненавидели едва ли не больше, чем казаков и солдат.

Наконец, 21 мая 1864 года в урочище Красная Поляна соединились русские войска, ведшие наступление на последние очаги сопротивления на Западном Кавказе. День этой встречи и был объявлен днем окончания Кавказской Войны. В ознаменование этого события наместником Кавказа великим князем Михаилом Николаевичем был проведен военный парад и отслужен торжественный молебен.

Депортация или иммиграция?

Длительная кровопролитная война, принесшая неисчислимые беды всем ее участникам, завершилась. На многострадальной земле Кавказа установился долгий мир. Но, как ни странно, не все ему были рады. Так, например, уничтожение рабства и работорговли военнопленными, гражданскими заложниками и даже своими бедными соплеменниками лишало немирные горские кланы важного источника доходов. Становилась невозможной баранта и разбойные нападения на станицы, мирные аулы и дороги.

Лидеры черкесских сообществ, как и любых других народов, зажатые между двумя могучими империями и пытающиеся вести свою политику, долгое время умело лавировали между турками, русскими, англичанами и своими соплеменниками, получая всяческие блага в обмен на видимую лояльность и действия против другой стороны. Причем, эти блага могли быть для них очень существенными и даже жизненно важными, например, военная поддержка, денежная и экономическая помощь, увеличение влияния среди других адыгских племен и т.д. Теперь же, с однозначным переходом адыгских территорий под юрисдикцию России исчезла возможность торга — русские власти требовали абсолютной лояльности, что для ряда представителей местной знати было неприемлемым. И наконец, к этому моменту в Российской Империи уже было ликвидировано крепостное право, и местные феодалы лишались своих рабов и крепостных, которые при переходе в русское подданство становились свободными.

Русское же начальство прекрасно осознавало, что сложившие оружие перед угрозой уничтожения немирные горцы далеки от подлинной покорности и умиротворены лишь до поры до времени, например, до новой войны России с сильным противником, когда они непременно постараются нанести удар в спину. Власти отлично понимали, что контролировать лояльность и соблюдение законов воинственными сообществами, укрывшимися в горных крепостях-аулах в труднодоступной местности, крайне трудно. И победители потребовали от самых непримиримых общин переселение на равнину, на плодородные земли Прикубанья, под надзор казачьих станиц. Это требование рядом племен, в том числе убыхами, было категорически отвергнуто. Им куда более привлекательной казалась идея переселения в Турцию, которую усиленно продвигали действующие в среде горцев турецкие эмиссары и агитаторы.

Интерес Блистательной Порты в этом вопросе был небескорыстен — турецкой армии нужны были штыки. Стамбул рассчитывал на неспокойных окраинах своей империи — на Балканах и в арабских странах, постоянно восстававших против турецких угнетателей, расселить лояльное себе население, которое будет враждебно аборигенам — арабам, сербам, болгарам, грекам. Кроме того, черкесские женщины высоко ценились турецкими сластолюбцами, их поставки в гаремы султана и его пашей происходили столетиями. Теперь ожидался небывалый «демпинг» на этом «рынке».

Но сами черкесы об этом даже не подозревали — им обещали молочные реки в кисельных берегах. Знать рассчитывала на сохранение всех привилегий и на финансовую помощь султана. Простые люди надеялись на сытую и безбедную жизнь в турецком «раю». Знакомый абхаз рассказывал, как слышал от своего деда, что турецкие агитаторы рассказывали доверчивым крестьянам, что в Турции растут тыквы величиной с карету. И для безбедной жизни в течение года достаточно вырастить всего несколько штук таких — одну есть самому, а остальные продать. Вот такими методами действовали пропагандисты «мухаджирства».

Кстати, слово «мухаджир» можно перевести с арабского, как «беглец» и «изгнанник». Первоначально мухаджирами именовали сподвижников Мухаммада, которые переселились вместе с пророком из Мекки в Медину. Эти люди находились на положении беженцев, и Пророк обратился к жителям Медины предоставить мухаджирам приют и защиту. Позже «мухаджирство» стало означать массовое переселение мусульман из государств «неверных» в страны ислама, чтобы не оставаться подчиненным религиозным меньшинством. Однако если говорить о кавказском мухаджирстве, можно с уверенностью сказать, что религиозный аспект в этом движении занимал совсем не главное место.

К тому моменту недавно обращенные в ислам черкесы приняли в новой для себя религии только идеи войны с «неверными» и «разрешенность» имущества «гяуров». В обычной жизни они руководствовались не шариатом, а адатами, нормами традиционного права, основанными на языческих представлениях. Кстати, в «Последнем из ушедших» Шинкуба* указал, как «правоверные» убыхи поклоняются богине Бытхе и даже увозят ее идол в Турцию. То есть, в большинстве черкесских племен Западного Кавказа в те времена процветало двоеверие, когда ислам принимался чисто формально.

При этом мухаджиров в Чечне и Дагестане, где приверженность исламу была значительно сильнее, было гораздо меньше. Еще меньше переселенцев оказалось среди тюркоговорящих карачаевцев, балкарцев и кумыков, родственных туркам. Этот феномен объясняется просто — мухаджиров было больше там, где было больше агитаторов, и они были более активны. Кроме того, Чечня и Дагестан, в которых война завершилась раньше, уже успели увидеть, что жизнь под властью царя вовсе не так страшна.

Как относились к мухаджирству русские власти? Можно сказать, что поначалу одобрительно, поскольку полагали, что таким образом удастся избавиться от самого беспокойного и агрессивного элемента. Однако, когда стало ясно что переселение стало по-настоящему массовым и, как не странно, захватило даже мирные, лояльные России сообщества, власти не на шутку встревожились. Среди мухаджиров оказались даже пророссийски настроенные осетины, не воевавшие с русскими. Да что говорить, среди мухаджиров оказались даже старшие офицеры русской службы. Их, конечно, привлекли не байками о тыквах, величиной с карету.

Любопытна в этом плане история царского генерала-майора Мусы Кундухова (1818-1889), осетина и выходца из мусульманской знати, окончившего петербургское Павловское военное училище и возглавлял Военно-Осетинский и Чеченские округа. Во главе отрядов горской милиции он участвовал с российской стороны в нескольких военных кампаниях (кавказской и крымской), в подавлении Краковского мятежа (1846), революции в Венгрии (1849) и волнений на Северном Кавказе в 60-е годы. Однако после ухода в отставку в 1864 г. Кундухов за вознаграждение в 10 тыс. рублей серебром организовал переселение в Османскую империю более 5 тыс. семей чеченцев, ингушей и несколько десятков мусульман-осетин. Причем, ловкий генерал сумел получить от русского правительства компенсацию в 45 тыс. рублей серебром за оставленные на Кавказе земли и имущество. Обосновавшись в вилайете Сивас, Кундухов в османской армии дослужился до высокого военного чина паши в чине мирлива и даже принял участие в русско-турецкой войне 1877-78 гг. на стороне турок (!).

Опасаясь, что новые территории Российской Империи останутся без населения, власти попытались начать контрпропаганду, впрочем, без особого успеха. В частности, хорошо известна прокламация А.И. Барятинского с опровержением нелепых слухов. Но горцы охотнее верили посулам турецкого султана, который обещал переселенцам земли уехавших в Россию армян, а также налоговые льготы и денежные пособия.

Были противники мухаджирского движения и среди представителей горской военной и мусульманской элиты. Горцев от опрометчивого шага отговаривали натухаец Костанк-эфенди (Куштанок), абадзех Карабатыр-бей (Хаджи Батырбей) и другие популярные в народе проповедники. Однако они оказывались в меньшинстве, чему способствовали распространенные среди горцев слухи о принудительном крещении, введении рекрутчины или обращении в казаки.

Как мы видим, ни о какой депортации не может быть и речи — власти даже пытались отговорить горцев от мухаджирства. Кстати, Баграта Шинкабу обвиняли в том, что он в угоду советской цензуре и «классового учения» намеренно очернил репутацию убыхских князей, которые в романе предстают, как мелочные, эгоистичные люди, которых интересует лишь собственная, а не народная судьба. Но упреки эти не справедливы — львиная доля ответственности за то, что черкесский народ ушел в изгнание, лежит именно на его знати, купленной турецкими и английскими агентами. Ведь общества Северного Кавказа имели сложную социально-родовую структуру с тесными внутренними связи, игравшими огромную роль в жизни местного населения. Это приводило к тому, что за решившим эмигрировать влиятельным лицом общества нередко поднимался весь род. Ещё целая категория горцев — зависимые крестьяне и рабы, уезжали вместе с владельцами согласно решению своих господ, даже не желая эмигрировать. Иногда крестьяне и рабы соглашались переселяться «только для того, чтобы не быть распроданными в дурные руки», не понимая, что под русской властью они станут свободны.

Первая трагедия иммигрантов началась практически сразу. Люди покидали свои аулы, уничтожая дома и посевы (чтобы не достались «гяурам») и шли к портам, где их должны были ожидать турецкие суда. Ни Россия, ни Турция не оказались готовыми к такому огромному наплыву переселенцев. На берегу Чёрного моря они скапливались большими массами и находились месяцами, страдая и умирая от голода, холода и инфекционных болезней. Множество брошенных черкесских сирот, потерявших родителей, было подобрано и усыновлено казаками. Не всем, кому «посчастливилось» попасть на корабли, посчастливилось увидеть турецкий берег.

«Живым и здоровым некогда было думать об умирающих; им и самим перспектива была не утешительнее; турецкие шкиперы из жадности наваливали, как груз, черкесов, нанимавших их кочермы до Малой Азии, и, как груз, выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни… Едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество». [И. Дроздов. Последняя борьба с горцами на Западном Кавказе // Кавказский сборник. 1877. Т.2. с.548].

Но и на малоазиатском побережье Турции, куда прибывали корабли с переселенцами, их ждали карантинные лагеря, зачастую не обеспеченные должными условиями для жизни и питания. В итоге султан был вынужден издать особый фирман, запрещающий горцам продавать своих детей и жён, пытавшимся хоть таким способом спасти близких от голодной смерти в лагерях. Таким образом, турецкий монарх пытался обеспечить карантинные меры — слишком много турок, прослышав о возможности приобрести по дешевке «живой товар», ринулось к лагерям на побережье.

Наконец, видя весь ужас ситуации, в 1867 г. наместник Кавказский великий князь Михаил Николаевич, посетив Кубанскую область, «лично объявил горцам, что переселение их в Турцию должно прекратиться окончательно». Однако и после этого находились те, кто, не желая отказываться от «турецкой мечты», становился мухаджиром.

Оставшиеся

Результатом трагедии, вошедшей в историю под именем «мухаджирство», от некогда многочисленного черкесского народа на родной земле осталась небольшая часть. Впрочем, их судьба сложилась вполне благополучно. Князья влились в ряды российской аристократии, простые люди получили возможность мирного труда под защитой твердой власти. На религию, традиции и самоуправление горцев никто не посягал. Вскоре их отношения с кубанскими казаками стали самыми дружественными. Новые российские подданные получили ряд льгот, освобождение от ряда налогов и воинской повинности.

На юге России учреждается ряд гимназий, таких как Ставропольская и Екатеринодарская, где открываются пансионы для детей горцев. В Ставропольской гимназии квота для адыгов составляла 65 человек, в Екатеринодарской — 25. По официальному распоряжению в школах крупных казачьих станиц, например, в Павловской и Уманской, для черкесских детей бронировались места.

В 1859 г. император Александр II утвердил специальный Устав Горских школ. Согласно ему, целью школ было «распространение гражданственности и образования между покорившимися мирными горцами и для доставления служащим на Кавказе семейным офицерам и чиновникам средств к воспитанию и обучению детей», а в циркуляре министерства образования от 1867 г. говорилось, что «просвещать постепенно инородцев, сближать их с русским духом и с Россией — составляет задачу величайшей политической важности».

После окончания этих школ черкесские юноши имели право поступить в высшее военное училище, по окончании которого выпускались офицерами и шли служить в армию. Определенное количество адыгов поступило в лучшие гражданские ВУЗы страны. Так, адыг Шумаф Татлок в 1859 г. окончил Московский университет, стал кандидатом права и был оставлен на работе в Москве. Этот же университет заканчил и известный общественный деятель Кабарды Л.М. Кодзоков, а другие адыгские просветители, такие как Кази Атажукин, Адиль-Гирей Кешев, Султан Крым-Гирей Инатов учились в Петербургском университете.

Сразу несколько человек практически одновременно начали составлять адыгский алфавит. У черкесов еще до конца Кавказской войны появились свои писатели, врачи, учителя, историки, филологи, математики, они просвещали народ, дали ему собственную — адыгскую — грамоту, лечили его, писали его историю. Этнограф Леонтий Яковлевич Люлье разработал вышедший в 1846 г. «Черкесский лексикон с краткою грамматикою», в котором дал свой вариант адыгского алфавита.

И надо сказать, адыги ответили подлинной верностью. Черкесы-добровольцы участвовали во всех последующих войнах империи, покрыв себя неувядаемой славой.

Уже в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. в рядах Русской армии воевало многотысячное ополчение из адыгов. Так, помимо других отрядов и сотен, были сформированы на Тереке Кабардино-Горский и Кабардино-Кумыкский конно-иррегулярные полки, состоявшие в основном из кабардинцев, на Кубани — Кубанско-Горский конно-иррегулярный полки, Лабинский эскадрон и т.д.

В этот период кабардинский дворянин подполковник (в 1890 г. ставший генерал-майором) Алтадуков Тепсаруко Хамурзович (он же Алтудоков Тепсоруко Хаджимурзович), командир 2-го Горско-Моздокского конного полка Терского казачьего войска, «за оказанное отличие в делах против турок при овладении неприятельской позицией на Дейво-Бойну 23 октября 1877 года» награжден 9 июня 1878 г. орденом св. Георгия 4-й ст.

Другой кабардинец, полковник (в 1892 г. стал генерал-лейтенантом) Шипшев Темирхан Актолович (1830-1904), командовавший полком Кубанского казачьего войска, «за отличные воинские подвиги, оказанные 24 июля 1877 года при с. Халфалю» награжден орденом св. Георгия 4-й ст. 24 марта 1880 г.

Алтадуков и Шипшев за отличие на этой войне были также удостоены Золотого оружия с надписью «За храбрость» (с 1913 г. — Георгиевское оружие).

О том, какое место занимали горцы в Вооруженных силах империи, свидетельствует следующий факт: традиционным был и обмен поздравлениями на Пасху между всадниками-мусульманами и православным командованием, и наоборот.

Долгое сотрудничество мусульман и православных в императорской армии породило обычаи, которые не ущемляли ни одну из сторон. Так, одной из обязанностей адъютанта Кабардинского конного полка при общих обедах и ужинах в офицерском собрании было подсчитывать, сколько присутствует мусульман и сколько христиан. Если большинство за столом составляли мусульмане — все оставались в папахах, если христиане — папахи снимались (по кабардинскому обычаю офицеры полка дома всегда ходили в папахах и снимали их, лишь ложась спать). В таком отношении друг к другу чувствуется понимание и уважение к традициям разных национальностей и культур. Никаких разногласий в рядах Русской императорской армии разность религий и многонациональность военных контингентов конфликтов не вызывала.

В Великую Отечественную войну 20 сынов адыгейского народа удостоились звания Героя Советского Союза. Сколько замечательных ученых, писателей, композиторов, спортсменов дал миру этот не самый многочисленный народ России! С 1920-х годов в СССР существуют горские автономии. На кабардинском и адыгейском диалектах языка выходили и выходят газеты, журналы, учебная, художественная и публицистическая литература. Ведется теле- и радиовещание, функционируют театры. Действует немало хореографических, певческих коллективов. Язык постоянно изучается в научных и преподается в учебных заведениях. Ограничений по использованию языка не устанавливается.

«Нас чужая земля приняла так, как вам не желаю»

Совсем иначе сложилась судьба мухаджиров. Некоторые из них, вроде Мусы Кундухова легко вписались в турецкую элиту. Но таких были единицы. Остальных турки старались использовать в качестве пушечного мяса и дешевой рабсилы. Но самое главное, люди были подвергнуты принудительной ассимиляции.

Шинкуба подробно описывает, как это было: убыхи сменили имена и фамилии, женщин на праздники и собрания больше не допускали, заставляли носить чадру. В Турции знать быстро отреклась от народа, обычаев и родного языка. Люди были брошены на произвол судьбы и испытали много бед. Постепенно молодежь забывала язык, богиня Бытха была украдена, жрецов не осталось.

Шинкуба противопоставляет два пути: абхазы рискнули не метаться между правителями, они выбрали Белого Царя и своего решения не меняли. Убыхский вождь сперва принял от царя чин и жалование, но потом переметнулся к туркам, утащив за собой подчиненные ему рода. В конце 19 века письменности не было у обоих народов. Но абхазы ее получили и сохранили свой язык. Робкие попытки энтузиаста Тагира учить убыхских детей на родном языке пресекались, рукописная азбука сгорела. Другим радетелям родной словесности тоже не повезло.

Трагическое «везение»

Впрочем, убыхи физически не исчезли. Исчез их язык. Их потомки перешли на турецкий, хотя и память об убхыских корнях у многих из них сохранилась. Так, в Турции есть ряд сел на берегу Мраморного моря, где проживают турки — потомки убыхов. Некоторые из них знают свою родословную. Впрочем, несмотря на это знание, их ментальность уже совсем другая — турецкая.

Сегодня пропагандисты, пытающиеся разыграть «черкесскую карту» против России, обвиняют нашу страну в тотальном уничтожении убыхов. Но реальность такова, что эта народность в действительности (в сравнении с другими адыгскими племенами) с Россией почти не воевала, если не считать нескольких нападений на форты Береговой Линии. За исключением 2-3-х небольших операций, предпринятых русскими с территории Абхазии и нескольких приморских крепостей, нога российского солдата вступила на землю этого племени только в 1864 году, в последние дни войны. 4 марта генерал Гейман направляет старейшинам убыхов письмо с ультиматумом о выселении либо в Турцию, либо на Кубань. 9 марта от убыхов приходит ответ, в котором они заявляют о покорности и просят 3 месяца на выселение в Турцию. Отряд продолжает движение на восток. И тут 18 марта в месте впадения в море небольшой речушки Годлик происходит более-менее крупное сражение с группой непокорившихся убыхов и небольших племен. Причем русские войска быстро разбивают горцев, и больше в военных действиях убыхи участия не принимают, и никаким репрессалиям не подвергаются. В силу этого, убыхам, единственным из черкесских племен, удалось сохранить организацию, порядок и управляемость до самого конца и даже после поражения и изъявления покорности.

В то время, как другие черкесские сообщества, сагитированные своей знатью и турецкими агитаторами в полном беспорядке начали бегство к черноморским портам и гаваням для отъезда в Турцию (что во многом и обусловило трагедию 1864 года и многотысячные потери адыгов в ходе переселения), убыхи сохранили порядок, организовали аренду кораблей и, повинуясь воле своих вождей, без эксцессов в течение двух недель отбыли в Турцию, не потеряв ни одного человека — ни младенца, ни старика! Но самое главное, что убыхи — это единственная адыгская народность, которая эмигрировала в Турцию практически в полном составе. Их ушло 74,5 тыс. человек, на родине остались только несколько десятков представителей этого племени. То есть, племя, наименее пострадавшее в ходе Кавказской войны и сумевшее иммигрировать без потерь, исчезло полностью, было ассимилировано, утратила свой язык и культуру, в то время, как оставшиеся «под пятой захватчиков» остатки других народностей, сумели сохранить и язык, традиции и развить свою культуру. И все это Баграт Шинкуб передает предельно точно. Еще более лаконично говорит об этом абхазская пословица: «Потерявший родину — теряет все».

Непримиримые черкесы оказались битой картой в нечистой игре Турции и Великобритании, что и привело их к величайшей трагедии — потери своего лица, своей национальной самоидентификации и культуры.

Но сегодня «черкесскую карту» вновь пытаются разыграть против России. Теперь к Турции добавились США, ЕС, Грузия и даже Израиль. Ради этого и идут нечистоплотные спекуляции вокруг исторических событий 160-летней давности. Враги нашей страны всеми силами стараются вбить новый клин между адыгскими народами и их соседями, создать новую точку напряжения на Кавказе.

* Баграт Васильевич Шинкуба — абхазский писатель, поэт и лингвист.

Источник