У вас ус отклеился, мсье. Захар Прилепин
Они все делают, чтобы стать практически неотличимыми от классиков
в бородах и бакенбардах. Они почти убедили целую страну в том, что и
есть наследники по прямой Александра Сергеевича, другого Александра
Сергеевича, Льва Николаевича, Федора Михайловича, Антона Павловича. Но
тут случились известные события в Крыму и на Донбассе, всем стало
известно про «сепаратистов» и «86 процентов», и наши новоявленные
классики вдруг начали обзывать собственный народ «дикарями» и
«африканцами» (хотя это странное оскорбление для цивилизованного
человека, не правда ли?).
В общем, часть культурных пастырей явились перед нами совсем в ином виде, и кое-кому из них вдруг захотелось сказать:
— Послушайте, уважаемый, у вас, это… борода отклеилась. И бакенбард, знаете, тоже.
Бороды оказались накладными, увы.
Разница между «классиками» и «современниками» заключается, конечно же, не в отношении к «аннексиям» и «войнам». Иной раз классические русские писатели действительно выступали в качестве гуманистов и даже пацифистов (однако гораздо реже, чем нам рассказывают; а воевали, напротив, куда чаще, чем нам кажется).
Разница другая, и мы не станем выдерживать слишком длинную паузу, тратя ваше терпение, но откроемся немедленно.
Буржуазность — вот основное отличие.
Русский писатель мог восхищаться воинами и даже, прямо говоря, тиранами, мог заботиться о маленьком человеке (впрочем, и Пушкин, и Гоголь, и Достоевский вполне умели совмещать первое со вторым) — но русский классик никогда не был буржуазен.
«Буржуа Пушкин» и «буржуа Лермонтов». Чувствуете, как сводит дыхание и подступает какое-то болезненное, тошнотворное ощущение от того, что совмещаются такие несовместимые вещи?
«Буржуа Лесков» и «буржуа Достоевский». Кошмар, зубы ноют.
А «буржуа Чехов»! Боже мой, даже писать это стыдно; проще на заборе какое-нибудь короткое слово намалевать.
«Буржуа Ломоносов», «буржуа Тютчев», «буржуа Блок», «буржуа Гумилев» — все это ужасный моветон, это не склеивается, это прожигает бумагу!
Но можно еще дальше пойти: как вам «буржуа Велимир Хлебников»?
Да, некоторые русские литераторы, особенно, как ни странно, из низших слоев, умели пользоваться отдельными достижениями и достоинствами буржуазного мира. Горький был успешным издателем и богатым человеком. Сергей Есенин в команде с Шершеневичем и Мариенгофом открыл несколько кафе, владел книжными лавками и даже кинотеатром.
Однако Горький — он все равно нет, не буржуа, весь его вид, вся его ницшеанская философия, вся его проза, да и все его поступки вопиют против этого.
А Есенин? Цилиндры, лайковые перчатки, лаковые ботинки ни на минуту не делали его буржуа, он лишь пародировал тех, кому в юности завидовал, и злил тех, кого презирал — прежних и новых буржуа.
Даже Брюсов — предводитель литературных когорт, высоко несший себя, живший в особняке посреди Москвы, — даже он никакой не буржуа!
Что уж говорить об Андрее Белом? О Бальмонте? О Марине Цветаевой?
Давайте еще минутку поразвлекаемся и попробуем совместить несовместимое.
«Буржуа Грибоедов». «Буржуа Батюшков». «Буржуа Салтыков-Щедрин».
Буржуа, Боже мой, Гаршин. Все, больше не могу.
Конечно, отношения с буржуазными ценностями складывались в русской литературе иногда не столь однозначно. Маяковского будто бы затаскивало туда, в этот изящный и упорядоченный буржуазный мир, и он застрелился, спасаясь. Михаил Булгаков втайне желал стать нормальным буржуазным писателем, но он был нужен вечности в качестве творца и гения, и ему не дали.
А многим — дали: пожалуйста, сколько хотите.
Перебрасываем мостик к нынешним временам, и что мы видим?
Борис Акунин не оскорбится, если мы назовем его буржуазным писателем? Акунин — кумир буржуазии, кумир мещанства, кумир интеллигенции. Но сам он не мещанин и едва ли интеллигент — он именно что буржуа, и весь вид его об этом вопиет.
Татьяна Никитична сама писала восхищенные эссе о буржуазии, панегирики, оды — так Маяковский восславлял «атакующий класс», как она любила в свое время буржуазию и буржуазный уклад; поэтому что тут говорить, нечего тут говорить. Возможно, сегодня буржуазия ее подбешивает, и вчера уже подбешивала, но об этом она куда меньше рассказывает. Все больше о пролетариате и скверных пролетарских привычках.
А Людмила Евгеньевна? Строгая, умная, совестливая буржуазная писательница.
Самое смешное, что и Владимир Сорокин, при всем своем антураже — безусловно, буржуазный писатель. И весь вид его, и все его колонки в буржуазные европейские издания, и все его манеры подчеркивают это. О, этот буржуазный лоск! О. Взглянешь — и зажмуришься. Нет, мы никогда не сможем так выглядеть.
Виктор Ерофеев — это безусловная буржуазия, патентованная.
(Иной раз они думают, что, становясь буржуазией, они автоматически становятся аристократами, что каждый из них «барин» — как Василий Розанов о себе писал — но, увы, нет, аристократами не становятся: сами послушайте «аристократ Акунин», «аристократ Ерофеев» — так себе звучит, да?)
Не стоит думать, что эти вещи зародились после «перестройки». Нет, они вовсе не выражаются в достатке или, к примеру, приверженности либерально-демократическим ценностям и западничеству.
Если Шолохова и Платонова (или, навскидку, Багрицкого и Твардовского) еще сложно было даже отчасти совместить с понятиями о буржуазности, то позднесоветская элита и элитка уже обуржуазились вполне.
Замечательный поэт Андрей Вознесенский думал, что он в западном понимании artist, со всеми его платочками и костюмами, но он был буржуа. Как и Рождественский Роберт, как многие и многие иные.
Василий Макарович Шукшин или Валентин Григорьевич Распутин при всем желании буржуа стать не могли, но вообще в среде «почвенников», полных и непримиримых патриотов, даже, как это нынче называется, «хоругвеносцев» — буржуазии было с переизбытком. С такими почвенными бородами имелись у нас буржуа — туши свет! И сейчас подобных хватает.
Стоит, наверное, уточнить, что ничего плохого в буржуазности нет. Есть определенные классы, у классов есть определенные ценности и достижения.
В конечном итоге мы — во многом — живем в мире, построенном буржуазией. В мире комфорта, уважения к правам человека, лосьона, сорока сортов йогурта, айфона и чего-то там еще. Мы всем этим пользуемся, мы это едим, мы на этом ездим.
Разве не имеет право буржуазия на своих писателей? На доброе слово о себе?
Вполне себе имеет.
Однако едва ли у вас возникнет желание через запятую назвать Веничку Ерофеева и Виктора Ерофеева — вы должны отдавать себе отчет, в чем главная разница. Вовсе не в объеме таланта — Виктор, кстати, Ерофеев очень одаренный литератор, а в свое время был сверходаренный.
Разница в том, что, несмотря на все прелести буржуазии, Александр Сергеевич, другой Александр Сергеевич, Михаил Юрьевич, Николай Васильевич, Лев Николаевич, Федор Михайлович, Антон Павлович, Александр Александрович, Николай Степанович, Осип Эмильевич и Сергей Александрович не считали эти прелести определяющими и основополагающими в бытии вообще и тем более — в русском бытии.
А эти — считают.
Поэтому извините. У вас ус отклеился, мсье.
Захар Прилепин
Павел Федотов, «Завтрак аристократа»
В общем, часть культурных пастырей явились перед нами совсем в ином виде, и кое-кому из них вдруг захотелось сказать:
— Послушайте, уважаемый, у вас, это… борода отклеилась. И бакенбард, знаете, тоже.
Бороды оказались накладными, увы.
Разница между «классиками» и «современниками» заключается, конечно же, не в отношении к «аннексиям» и «войнам». Иной раз классические русские писатели действительно выступали в качестве гуманистов и даже пацифистов (однако гораздо реже, чем нам рассказывают; а воевали, напротив, куда чаще, чем нам кажется).
Разница другая, и мы не станем выдерживать слишком длинную паузу, тратя ваше терпение, но откроемся немедленно.
Буржуазность — вот основное отличие.
Русский писатель мог восхищаться воинами и даже, прямо говоря, тиранами, мог заботиться о маленьком человеке (впрочем, и Пушкин, и Гоголь, и Достоевский вполне умели совмещать первое со вторым) — но русский классик никогда не был буржуазен.
«Буржуа Пушкин» и «буржуа Лермонтов». Чувствуете, как сводит дыхание и подступает какое-то болезненное, тошнотворное ощущение от того, что совмещаются такие несовместимые вещи?
«Буржуа Лесков» и «буржуа Достоевский». Кошмар, зубы ноют.
А «буржуа Чехов»! Боже мой, даже писать это стыдно; проще на заборе какое-нибудь короткое слово намалевать.
«Буржуа Ломоносов», «буржуа Тютчев», «буржуа Блок», «буржуа Гумилев» — все это ужасный моветон, это не склеивается, это прожигает бумагу!
Но можно еще дальше пойти: как вам «буржуа Велимир Хлебников»?
Да, некоторые русские литераторы, особенно, как ни странно, из низших слоев, умели пользоваться отдельными достижениями и достоинствами буржуазного мира. Горький был успешным издателем и богатым человеком. Сергей Есенин в команде с Шершеневичем и Мариенгофом открыл несколько кафе, владел книжными лавками и даже кинотеатром.
Однако Горький — он все равно нет, не буржуа, весь его вид, вся его ницшеанская философия, вся его проза, да и все его поступки вопиют против этого.
А Есенин? Цилиндры, лайковые перчатки, лаковые ботинки ни на минуту не делали его буржуа, он лишь пародировал тех, кому в юности завидовал, и злил тех, кого презирал — прежних и новых буржуа.
Даже Брюсов — предводитель литературных когорт, высоко несший себя, живший в особняке посреди Москвы, — даже он никакой не буржуа!
Что уж говорить об Андрее Белом? О Бальмонте? О Марине Цветаевой?
Давайте еще минутку поразвлекаемся и попробуем совместить несовместимое.
«Буржуа Грибоедов». «Буржуа Батюшков». «Буржуа Салтыков-Щедрин».
Буржуа, Боже мой, Гаршин. Все, больше не могу.
Конечно, отношения с буржуазными ценностями складывались в русской литературе иногда не столь однозначно. Маяковского будто бы затаскивало туда, в этот изящный и упорядоченный буржуазный мир, и он застрелился, спасаясь. Михаил Булгаков втайне желал стать нормальным буржуазным писателем, но он был нужен вечности в качестве творца и гения, и ему не дали.
А многим — дали: пожалуйста, сколько хотите.
Перебрасываем мостик к нынешним временам, и что мы видим?
Борис Акунин не оскорбится, если мы назовем его буржуазным писателем? Акунин — кумир буржуазии, кумир мещанства, кумир интеллигенции. Но сам он не мещанин и едва ли интеллигент — он именно что буржуа, и весь вид его об этом вопиет.
Татьяна Никитична сама писала восхищенные эссе о буржуазии, панегирики, оды — так Маяковский восславлял «атакующий класс», как она любила в свое время буржуазию и буржуазный уклад; поэтому что тут говорить, нечего тут говорить. Возможно, сегодня буржуазия ее подбешивает, и вчера уже подбешивала, но об этом она куда меньше рассказывает. Все больше о пролетариате и скверных пролетарских привычках.
А Людмила Евгеньевна? Строгая, умная, совестливая буржуазная писательница.
Самое смешное, что и Владимир Сорокин, при всем своем антураже — безусловно, буржуазный писатель. И весь вид его, и все его колонки в буржуазные европейские издания, и все его манеры подчеркивают это. О, этот буржуазный лоск! О. Взглянешь — и зажмуришься. Нет, мы никогда не сможем так выглядеть.
Виктор Ерофеев — это безусловная буржуазия, патентованная.
(Иной раз они думают, что, становясь буржуазией, они автоматически становятся аристократами, что каждый из них «барин» — как Василий Розанов о себе писал — но, увы, нет, аристократами не становятся: сами послушайте «аристократ Акунин», «аристократ Ерофеев» — так себе звучит, да?)
Не стоит думать, что эти вещи зародились после «перестройки». Нет, они вовсе не выражаются в достатке или, к примеру, приверженности либерально-демократическим ценностям и западничеству.
Если Шолохова и Платонова (или, навскидку, Багрицкого и Твардовского) еще сложно было даже отчасти совместить с понятиями о буржуазности, то позднесоветская элита и элитка уже обуржуазились вполне.
Замечательный поэт Андрей Вознесенский думал, что он в западном понимании artist, со всеми его платочками и костюмами, но он был буржуа. Как и Рождественский Роберт, как многие и многие иные.
Василий Макарович Шукшин или Валентин Григорьевич Распутин при всем желании буржуа стать не могли, но вообще в среде «почвенников», полных и непримиримых патриотов, даже, как это нынче называется, «хоругвеносцев» — буржуазии было с переизбытком. С такими почвенными бородами имелись у нас буржуа — туши свет! И сейчас подобных хватает.
Стоит, наверное, уточнить, что ничего плохого в буржуазности нет. Есть определенные классы, у классов есть определенные ценности и достижения.
В конечном итоге мы — во многом — живем в мире, построенном буржуазией. В мире комфорта, уважения к правам человека, лосьона, сорока сортов йогурта, айфона и чего-то там еще. Мы всем этим пользуемся, мы это едим, мы на этом ездим.
Разве не имеет право буржуазия на своих писателей? На доброе слово о себе?
Вполне себе имеет.
Однако едва ли у вас возникнет желание через запятую назвать Веничку Ерофеева и Виктора Ерофеева — вы должны отдавать себе отчет, в чем главная разница. Вовсе не в объеме таланта — Виктор, кстати, Ерофеев очень одаренный литератор, а в свое время был сверходаренный.
Разница в том, что, несмотря на все прелести буржуазии, Александр Сергеевич, другой Александр Сергеевич, Михаил Юрьевич, Николай Васильевич, Лев Николаевич, Федор Михайлович, Антон Павлович, Александр Александрович, Николай Степанович, Осип Эмильевич и Сергей Александрович не считали эти прелести определяющими и основополагающими в бытии вообще и тем более — в русском бытии.
А эти — считают.
Поэтому извините. У вас ус отклеился, мсье.
Захар Прилепин
Комментариев нет: