Кремлёвский созидатель



Демпропаганда тужится представить Октябрьскую революцию как некий разрушительный процесс. Однако, размышляя о первых годах и даже месяцах Советской власти, поражаешься именно тому, какой грандиозный созидательный потенциал раскрыл Великий Октябрь.

Задумайтесь: заговоры, Гражданская война, интервенция, нехватка всего самого насущного — казалось бы, тут впору думать лишь о борьбе за выживание, между тем правительство большевиков во главе с Лениным разрабатывает и, более того, начинает претворять в жизнь планы строительства передовой державы.

Начало «русского чуда»

В 1920 году, когда ещё шла Гражданская война, в Советскую страну приехал выдающийся английский писатель-фантаст Герберт Уэллс. Он увидел «Россию во мгле»: страну, разорённую до такой степени, «какую английский или американский читатель даже представить себе не может». Замечу, что он считал виновниками такого состояния России отнюдь не Октябрьскую революцию и большевиков, а «чудовищно бездарный царизм» и «европейский империализм».

Владимир Ильич Ленин, изложивший в беседе с писателем своё видение перспективы возрождения страны в новом качестве уже в ближайшем будущем, показался Уэллсу «кремлёвским мечтателем», потому что сам он — фантаст! — «в какое волшебное зеркало ни глядел, не мог увидеть эту Россию будущего».

По оценке «трезвых» зарубежных специалистов, для выхода России на довоенный экономический уровень было необходимо лет 20, причём это восстановление представлялось им возможным только при условии мощной поддержки со стороны иностранного капитала. Уэллс к этому и призывал власть имущих ведущих капиталистических стран — помочь восстановлению хозяйства нашей страны.

Тем не менее уже в 1926 году — и без помощи зарубежного капитала — Советский Союз вышел на уровень промышленного развития 1913 года. Вот один показательный пример. Встал вопрос о восстановлении медного рудника «Карабаш». Английские специалисты, в принципе, соглашались помочь, пообещав, что через три года «Карабаш» даст 300 тысяч пудов меди, но запросили 10 миллионов рублей. По настоянию Дзержинского, возглавлявшего тогда Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), было решено провести работы своими силами. В результате через год рудник дал 500 тысяч тонн меди — и обошлось это в 900 тысяч рублей!

В 1920 году в Советской России был принят план ГОЭЛРО, предусматривавший доведение в течение 15 лет суммарной выработки электроэнергии до 8,8 миллиарда кВт-ч (в 1913-м она была 1,9 миллиарда кВт-ч). У «трезвых» западных интеллигентов, включая Уэллса, этот план вызвал глубочайшее недоверие: «Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной, равнинной, покрытой лесами стране, населённой малограмотными крестьянами, не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасли торговля и промышленность… Осуществление таких проектов в России можно представить себе только с помощью сверхфантазии». Недоброжелатели именовали ГОЭЛРО «электрофикцией».

Но, вопреки всем «трезвым» прогнозам, план ГОЭЛРО начал успешно претворяться в реальность ещё при жизни Ленина, а уже к 1931 году был по главному показателю перевыполнен: суммарная выработка электроэнергии достигла 10,7 миллиарда кВт-ч.

Ленин видел то, чего не видели и, вероятно, воспитанные в представлениях буржуазного общества, не могли увидеть «трезвые» специалисты, — великую созидательную силу тружеников, почувствовавших себя хозяевами своей страны. Феликс Эдмундович Дзержинский писал о силе, позволившей восстановить рудник «Карабаш» в куда более короткие сроки и с меньшими затратами, чем обещали англичане: «Эта сила есть воля рабочего класса, если эта воля одухотворена великими идеями коммунизма».

Так под руководством Владимира Ильича Ленина начинался великий путь созидания нового общества, который за ничтожный по историческим меркам отрезок времени привёл к результатам, получившим за рубежом наименование «русское чудо».

Для создания сильной державы нужна передовая наука

Руководители партии хорошо понимали, что создать сильную и по-настоящему независимую державу невозможно без передовой науки. И Советская власть принимала меры не только по поддержке науки, но и по её развитию.

В марте 1918 года Ленин поручил секретарю Совета Народных Комиссаров Н.П. Горбунову установить контакт с Академией наук и передать предложение о сотрудничестве: «Советское правительство готово оказывать всемерную помощь работе Академии наук и считает крайне желательным возможно широкое развитие научных предприятий академии».

Для поддержки науки при Высшем совете народного хозяйства летом 1918 года был образован научно-технический отдел. За 1918—1919 годы было создано более тридцати научно-исследовательских центров, среди которых Физико-технический и оптический институты, ЦАГИ, Нижегородская радиолаборатория, институт радия, институт минерального сырья, институт прикладной ботаники и новых культур.

В 1918 году была отправлена в Ухтинский район экспедиция во главе с И.М. Губкиным, в 1919-м начаты исследования Курской магнитной аномалии под руководством академика П.П. Лазарева, в 1920-м начала работу Кольская экспедиция академика А.Е. Ферсмана…

В конце 1919 года, практически сразу же, как только была ликвидирована непосредственная военная угроза Советской власти, Совнарком принял Декрет «Об улучшении положения научных работников». В наркоматах люди, случалось, теряли сознание от голода, а по указанию В.И. Ленина пайки были выделены не только сотрудникам академика Павлова, но и его подопытным собакам.

Нобелевский лауреат физик Ж.И. Алфёров рассказывал уже в начале XXI века: «В 1921 году Иоффе и ещё несколько учёных выехали за границу для закупки научного оборудования. Денег не было, и они обратились к Ленину и Луначарскому. На это последовало распоряжение: выделить из золотого фонда страны. И это, когда в стране царили голод и разруха! В результате Физтех получил более сорока ящиков самых первоклассных приборов, и по своему оснащению наш институт встал в один ряд с ведущими мировыми центрами».

Такое отношение большевиков к науке нашло отклик у научных работников. Герберт Уэллс писал в 1920 году: «Большинство образованных людей, оставшихся в России, постепенно начинает — во имя спасения России — неохотно, но честно сотрудничать с большевистским режимом».

Уэллс не совсем прав в одном: да, были специалисты, которые сотрудничали с большевиками честно, но неохотно (например, видный деятель партии кадетов академик В.И. Вернадский, крупный специалист по металлургии камергер двора ЕИВ Д.К. Чернов), однако немалое их число поддержали новую власть с энтузиазмом. Хрестоматийные примеры: биолог К.А. Тимирязев, теоретик авиации Н.Е. Жуковский. Отто Юльевич Шмидт, который стал известным математиком ещё до революции, в 1918 году даже на время отошёл от научной работы, чтобы помогать Советской власти наладить организацию снабжения населения продовольствием.

Да и некоторые из тех, кто поначалу относился к большевикам недоброжелательно, потом пришли к осознанию правильности выбранного ими курса. Так, академик Владимир Иванович Вернадский в своём дневнике написал в 1930-е годы: «Социализм явился прямым и необходимым результатом роста научного мировоззрения; он представляет из себя, может быть, самую глубокую и могучую форму влияния научной мысли на ход общественной жизни, какая только наблюдалась до сих пор в истории человечества… вся сила и весь смысл его заключаются в проявлении сознательности в народных массах, в их сознательном участии в окружающей жизни». Академик Иван Петрович Павлов в первые годы после революции держал себя демонстративно вызывающе. Как вспоминал другой нобелевский лауреат П.Л. Капица, он, атеист, начал креститься на каждую церковь, прежде пренебрегавший царскими наградами, начал их носить… Однако прошло время, и Павлов сделался политическим союзником новой власти. Ведь организация XV Международного физиологического конгресса в нашей стране (а Павлов сыграл в этом решающую роль) фактически имела не только научное, но и огромное политическое значение, это означало признание Советского Союза мировым научным сообществом. Ну а выдающийся теоретик сварки и мостостроитель Евгений Оскарович Патон даже вступил в 1940-е годы, когда ему было за 70, в партию большевиков.

Развитие науки невозможно без целенаправленной подготовки квалифицированных кадров. И большевики хорошо понимали это. Уже в первые годы после Октябрьской революции в стране были созданы десятки новых вузов. В Крыму с первой попытки Советскую власть удалось установить всего на несколько месяцев. Но за эти месяцы 1918 года здесь при содействии учёных, в частности Д.А. Граве и Н.М. Крылова, был открыт филиал Киевского университета.

Вопреки насаждаемому демпропагандой мифу, классовый подход новой власти проявлялся в создании условий для получения полноценного высшего образования молодёжью из рабоче-крестьянской среды, а не в изгнании из вузов представителей бывших привилегированных сословий. Далёкая от симпатий к советскому прошлому газета «Поиск» несколько лет назад привела такие данные: в 1928 году среди аспирантов было всё ещё больше потомков помещиков, буржуазии и духовенства, чем детей рабочих и крестьян. Кстати, ректором Ленинградского университета при Сталине был назначен потомственный дворянин А.Д. Александров, а профессором и лауреатом Сталинской премии стал… внебрачный, но официально признанный сын Александра III С.А. Миротворцев.

Но в то же время и молодые учёные из рабоче-крестьянской среды начинали занимать в науке своё место. Так, если среди научных руководителей, которые начали свой путь в науку в 1918—1921 годах, выходцев из среды рабочих было 2,2%, крестьян — 6%, то через восемь лет это соотношение выглядело уже так: 10% и 16%.

Подчеркну: выходцы из рабоче-крестьянской среды занимали в науке не чужое место, а именно своё. К примеру, из этой среды вышли ближайший помощник С.П. Королёва академик В.П. Мишин, президент АН Грузинской ССР И.Н. Векуа, директор Института математики и механики Азербайджанской ССР А.И. Гусейнов, директор Института математики Украинской ССР Ю.А. Митропольский, генеральный конструктор по электромашиностроению И.А. Глебов и многие другие выдающиеся по мировым меркам учёные.

Результат такой работы по подготовке кадров стал очевиден уже в начале 1930-х годов. В течение короткого времени взошла блестящая плеяда молодых учёных. Вот лишь несколько имён из многих: А.А. Андронов, П.С. Александров, Л.С. Понтрягин, Я.И. Френкель, И.В. Курчатов, С.И. Вавилов, Ю.А. Победоносцев, П.А. Ребиндер, Н.Н. Семёнов, Н.С. Шатский, А.Н. Несмеянов, В.В. Шулейкин, А.И. Опарин, А.Н. Колмогоров, С.А. Лебедев…

Культурная революция

Ленин был убеждён: «Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». И большевики буквально с первых недель Советской власти вели целенаправленную работу по приобщению самых широких масс людей к духовным сокровищам художественной культуры.

Представитель президента США Уильям Буллит в своём отчёте о Советской России 1919 года, в частности, отмечал: «Что касается театров, оперы и балета, то их единственное отличие от прежнего заключается в том, что они находятся под руководством Комиссариата просвещения, который… смотрит за тем, чтобы рабочие имели возможности посещать представления и чтобы они предварительно знакомились со значением и красотой произведения… Во многих бывших дворцах открыты рабочие клубы… В картинных галереях можно встретить рабочих, которым объясняют красоту живописи…» Ленинский декрет от 27 августа 1919 года «О переходе фотографической и кинематографической промышленности в ведение Народного комиссариата просвещения» французский киновед Жорж Садуль охарактеризовал так: «Кино раз и навсегда перестало быть финансовым предприятием… Кино превращалось в средство культурного воздействия».

Проводились массовые (для нескольких тысяч человек) концерты классической музыки, прямо на площадях городов ставились спектакли, причём не только в духе революционной агитки, но и по классике, включая античную. В годы Гражданской войны в Красной Армии были созданы библиотеки и самодеятельные театральные коллективы.

Ещё во времена «перестройки» была развёрнута кампания по дискредитации культурной политики Советского правительства и партии большевиков в первые годы после революции: мол, она была нацелена на уничтожение культурного наследия. Некоторые, правда, при этом добавляли, что потом Сталин в конце 1930-х годов взялся наводить порядок в культурной жизни страны.

Да, действительно, именно при Сталине традиции русской культуры были официально провозглашены столбовой дорогой советской культуры. Но ведь и в первые годы после революции ни Ленин, ни нарком просвещения Луначарский не поддерживали леваков, призывавших «сбросить классику с корабля современности». В записке I съезду Пролеткульта Ленин прямо указал: «Марксизм завоевал себе всемирно-историческое значение как идеология революционного пролетариата тем, что марксизм отнюдь не отбросил ценнейшие завоевания буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал всё, что было ценного в более чем двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры. Только дальнейшая работа в этом направлении… может быть признана развитием действительно пролетарской культуры». А Уильям Буллит в упомянутом отчёте о Советской России 1919 года недвусмысленно написал, что Комиссариат просвещения «предпочитает классиков».

В невероятно тяжёлых условиях большевистская власть изыскивала возможности для поддержки и развития художественной культуры. Английский писатель Герберт Уэллс в своей книге «Россия во мгле» с изумлением констатировал: «В этой непостижимой России, воюющей, холодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке. В Англии и Америке выпуск серьёзной литературы по доступным ценам фактически прекратился сейчас «из-за дороговизны бумаги». Духовная пища английских и американских масс становится всё более скудной и низкопробной, и это нисколько не тревожит тех, от кого это зависит. Большевистское правительство, во всяком случае, стоит на большей высоте. В умирающей от голода России сотни людей работают над переводами; книги, переведённые ими, печатаются и смогут дать новой России такое знакомство с мировой литературой, какое недоступно ни одному другому народу». Добавлю, в своём отчёте Буллит заметил, что произведения классиков печатаются огромными тиражами и «продаются населению по низким ценам».

В 1918 году сотрудница детского отдела театрально-музыкальной секции Наркомпроса Наталия Сац предложила идею создать детский музыкальный театр. И хотя сотруднице было всего 15 (!) лет, руководство наркомата поддержало эту идею и поручило реализовать её самой Наталии. Вскоре театр — первый в мире театр такого рода — был создан. За первые три года своего существования он дал около двух тысяч спектаклей и концертов.

В условиях тяжелейшей разрухи были созданы государственные музеи-заповедники «Ясная Поляна» и «Михайловское», музеи Достоевского в Старой Руссе, Пушкина в Гурзуфе, Скрябина в Москве и целый ряд других. Начали действовать как музеи Троице-Сергиева лавра, Оптина пустынь, Иверский монастырь. Велась реставрация архитектурного ансамбля «Регистан» в Самарканде.

В 1922 году Советское правительство нашло возможность выделить 15 тысяч золотых рублей для приобретения у парижского коллекционера Онегина-Отто документов, связанных с жизнью и творчеством Пушкина, которые стали основой собрания Пушкинского Дома.

В 1919 году, в самый разгар Гражданской войны, когда Деникин рвался к Москве, Колчак ещё пытался развить наступление на востоке, а Юденич угрожал Петрограду, в Советской России была создана первая в мире Госкиношкола. Среди студентов тех лет были выдающиеся в будущем мастера советского кино В. Пудовкин, Б. Барнет, Л. Оболенский. Едва утихли бои, как Советское правительство выделило валютные средства на приобретение за рубежом кинооборудования. И закономерно, что уже в середине 20-х годов Советский Союз фильмами Эйзенштейна, Вертова, Пудовкина и Довженко громко заявил о себе как об одном из лидеров мирового киноискусства.

Серьёзным препятствием для приобщения широких масс людей к художественной культуре была неграмотность значительной части населения. По официальным данным дореволюционного времени, число грамотных среди людей от 9 до 49 лет едва превышало 25%. И 26 декабря 1919 года В.И. Ленин подписал декрет, согласно которому все советские граждане от 8 до 50 лет должны были научиться читать и писать. Французский специалист Даниэль Мартин в монографии «Теория и практика грамотности: политика, стратегия, примеры» назвал день подписания этого декрета «исторической датой». Впервые в истории государство приняло меры, направленные на достижение всеобщей грамотности.

В результате такой культурной политики, которую начал проводить Ленин и продолжил Сталин, советская культура достигла такого расцвета, что её назвали на Западе «третьим чудом» (после культуры Античности и Возрождения); у рядового советского человека выработалась внутренняя потребность в духовном общении с художественной культурой, что изумляло западных интеллигентов; духовный потенциал советского общества вызывал восхищение даже у людей, недоброжелательно относившихся к нашей политической системе — например, у швейцарского писателя Фридриха Дюрренматта, который дал такую оценку: «Духовность — сильнейшее оружие России».

Комментариев нет: