Бюджетобесие и профицит

Двадцать лет назад, 17 августа 1998 г. (этот день пришелся на вторник, который поименовали «черным») случилось нечто, называемое кратким словом «дефолт».

Вопреки заверению президента России от 14 августа («Девальвации не будет. Это я заявляю четко и твердо. И я тут не просто фантазирую, это все просчитано») просчеты оказались неверны.

17 августа валютный коридор, удерживавший рубль на отметке 6,3 рубля за доллар, приказал долго жить, российская валюта покатилась вниз, правительство и ЦБ объявили о техническом дефолте по основным видам государственных ценных бумаг, а крупнейшие банки (за вычетом лишь Сбербанка и «Альфы») крахнули – СБС-Агро, ОНЭКСИМ (который, согласно рекламе, должен был быть «не подвержен стихиям»), «Мост», «Инкомбанк» и пр.

Картины творившегося тогда в банковских отделениях и у банкоматов были как будто списаны с картины Маковского «Крах банка» – невидимая рука рынка явила большую силу.

При этом следует помнить, что тогда исполнилось всего семь лет со дня краха СССР, погубленного в немалой степени своей неспособностью сдержать разбуженную перестроечным руководством экономическую стихию. Как выглядела советская агония, все еще помнили, и то, что спустя семь лет повторяется, как тогда казалось, что-то очень похожее, ставило под сильное сомнение обоснованность очень больших тягот и жертв, понесенных и народом, и государством в посткоммунистическое семилетие.

В лояльной трактовке они рассматривались как тяжелая, но необходимая плата за стабильность рынка и худо-бедно устойчивую валюту. В черный вторник выяснилось, что тяжелая плата была, а стабильность можно наблюдать возле пустых банкоматов.
Нужно, конечно, оговориться, что основной удар был нанесен по населению столиц и крупнейших городов, где уже появилась какая-то новая инфраструктура, с такой силой крахнувшая 17 августа.

В провинции, где и до дефолта была не жизнь, но скорее выживание, крах ощущался не столь остро – и не потому, что провинция имела большой запас прочности, а по принципу «мертвому пожар не страшен». К тому же девальвация рубля в разы и прекращение игры в пирамиду, каковая игра в последние преддефолтные месяцы отнимала до трети скудного бюджета (деньги шли на выплаты по ГКО), дали умирающему хозяйству шанс. Начался восстановительный рост. Если в начале сентября 1998 г. было совсем страшно, то к концу года забрезжила слабая, но надежда – «Прорвемся!»

Чему способствовала и смена руководства социально-экономического блока. Правительство возглавил Е. М. Примаков, ЦБ – В. В. Геращенко, а прежние руководители, бывшие в глазах общества ответственными за то, что Россия дошла до жизни такой, сошли с авансцены. Олигархи, необычайно смелые до 17 августа, тоже сидели тихо, как нашкодившие коты.

Полугодичное премьерское служение Примакова можно оценивать по-разному, но несомненно одно: полный отказ от лихорадочного реформаторства и установка на то, что надо по возможности не вмешиваться и дать экономике раздышаться, — эта кутузовская тактика оказалась верной. И на тот момент – едва ли не единственно возможной.

С другой стороны, и примаковский разворот над Атлантикой 24 марта 1999 г. – в день начала гуманитарных бомбардировок Югославии, и резкая перемена разума, случившаяся тогда в отношении к светлому Западу, причем в общенациональном масштабе, — всего этого, возможно, не произошло бы, когда бы не 17 августа, сломавшего прежнюю безоглядную убежденность в том, что цели ясны, задачи поставлены, европейским шляхом, дорогие товарищи.

Начался дрейф, в результате которого появился и премьер, а затем президент В. В. Путин, и М. Б. Ходорковский (кстати, сильно наследивший и во время дефолта) оказался не всесилен, и прозвучала Мюнхенская речь 2007 г., и Крым стал наш. Сейчас в либеральных кругах спрашивают: «Когда же случилось непоправимое, и мы дошли до жизни такой?» – вот тогда и дошли. Или, по крайней мере, пошли. 17 августа 1998 года.

Впрочем, обзор итогов 1998 г. был бы неполон, если не упомянуть еще одно важное обстоятельство. Именно после 17 августа явилось и необычайно окрепло бюджетобесие, т. е. «всё пропьем, но бюджет будет профицитным». В чем трудно не усмотреть последствия травмы 1998 г.

Конечно, это никак не значит, что вопросы бюджетной политики вообще не важны, а безответственность в финансовом деле – вещь не страшная и не наказуемая. Безусловно важны, безусловно наказуемая. Но столь неистовое бюджетобесие больше похоже не на разумную трезвость, а, скорее, на неконтролируемый страх при ходьбе после травмы (например, после вывиха колена), а равно на комплекс сбитого летчика.

И это тоже из 1998 года.

Источник