«Углеводородный налог» – заявить легче, чем ввести

Водородная Стратегия Евросоюза была принята в июле 2020 года, став своеобразным дополнением к Директиве о ВИЭ 2009 года (с изменениями 2018 года). Стратегический курс развития энергетической отрасли ЕС теперь звучит коротко и решительно: к 2050 году ЕС должен полностью отказаться от импорта ископаемого топлива, обеспечивая весь спрос на электроэнергию за счет солнечных и ветряных электростанций, неравномерности производства на которых будет сглаживаться за счет производства «возобновляемого водорода». Все излишки вырабатываемой на СЭС и ВЭС электроэнергии будут использоваться для производства водорода методом электролиза, этот водород будет использоваться в то время, когда из-за погодных условий выработка электроэнергии на СЭС и ВЭС будет минимальной или даже нулевой. При этом одним из источников финансирования водородной Стратегии, по замыслу ее авторов, должна стать пошлина на импорт из-за пределов ЕС любых товаров, произведенных с использованием ископаемых энергетических ресурсов. И, как недвусмысленный намек в сторону России – слова, сказанные еврокомиссаром по энергетике Кадри Симсон:

«Климатическую нейтральность к 2050 году можно достичь только при полном отказе от ископаемых энергетических ресурсов. Все партнеры, поставляющие нам эти виды топлива, должны принимать это во внимание».

Выглядит все это достаточно грозно – ЕС намерен полностью перейти на ВИЭ и водород, а все страны, которые откажутся следовать этой, единственно верной дорогой, для возможности работать с таким платежеспособным рынком, каким является ЕС, и будут оплачивать этот переход. Осталось только понять, насколько сильно теперь обязана ужаснуться столь нерадостной перспективе Россия и когда именно все российские нефтяные и газовые компании должны определиться с очередностью своего неизбежного банкротства. Но, прежде чем ужасаться, стоит все-таки понять, насколько реальны перспективы реализации этой водородной Стратегии ЕС.

«Углеводородный налог» – заявить легче, чем ввести

Для начала стоит успокоиться по поводу «углеродного налога», поскольку далеко не все промышленники, производственники и энергетики Европы относятся к этой идее с восторгом. Понять, по поводу чего идут споры, не так уж сложно, в качестве примера можно рассмотреть автомобилестроение. Нужно произвести условный BMW, металл для которого импортируется из России, Китая или Индии, где от традиционной металлургии, с использованием коксующегося угля никто не отказался. Значит, при ввозе предстоит оплатить «углеродный налог», после чего удивиться тому, что себестоимость BMW вырастет настолько, что на рынках США, Азии, да и той же России, этот товар перестает хоть кого-то интересовать. Возвращать «углеродный налог» при экспорте конечной продукции? Прекрасно, но тогда на какие деньги продолжать реализацию Стратегии? Локализовать на все 100% производство всех комплектующих? На какие деньги и насколько для этого потребуется дополнительно наращивать производство того самого восстанавливаемого водорода? Поскольку государства ЕС, в соответствии с постулатами либеральной экономики, не являются непосредственными участниками хозяйственной деятельности, все решения по производству той или иной товарной продукции принимают частные компании. В отличии от чиновников Еврокомиссии и политиков Европарламента, руководство частных компаний несет ответственность за соблюдение экономических интересов своих акционеров, поэтому решения о локализации того или иного производства в той или иной стране будут приниматься с учетом тех цифр, которые появятся на экранах калькуляторов. Локализовать производство всех комплектующих Mersedes в Германии – вылететь пробкой с рынка Китая, выгоднее в этот Китай все производство и перенести, поскольку в степях, горах и на побережье Поднебесной ни одной Кадри Симсон за последние тысячу лет никто не видел и не слышал. Начиная с июля прошлого года в ЕС проходят встречи ассоциаций производителей различных секторов промышленности, обсуждение проблем, связанных с вводом «углеводородного налога» идет весьма активно и эмоционально. О том, когда это обсуждение завершится и как будет выглядеть решение по «углеводородному налогу», предсказаний пока никто не дает.

Объемы производства и потребления водорода в Европе

Конечная цель реализации Директивы ВИЭ и водородной Стратегии ЕС, как уже было сказано – полный отказ от импорта ископаемого топлива. То, что строительство СЭС и ВЭС, в том числе и морских (так называемых «оффшорных) может быть продолжено, сомнений не вызывает – технологии освоены, остается только их масштабировать, что, с учетом продолжающихся государственных субсидий и преференций, сложностей не представляет. Но СЭС и ВЭС – только часть поставленной задачи. Производство водорода потребуется для балансировки непостоянной генерации электроэнергии, водород будет необходим для всех видов транспорта, для производства тепловой энергии, для металлургии, где водород способен прийти на смену угля. Логично оценить, каковы объемы производства водорода в настоящее время – разумеется, не учитывая результаты 2020 года из-за тех проблем, которые принесла экономке Европы пандемия COVID-19. В 2019 году общий объем производства водорода в ЕС составил 8,2 млрд кубометров (738 тысяч тонн), при этом почти 70% этого объема пришлось на Германию (2,4 млрд кубометров или 216 тысяч тонн), Голландию (2 млрд кубометров или 180 тысяч тонн) и Испанию (1,3 млрд кубометров или 117 тысяч тонн). При этом на долю возобновляемого водорода, который является главным приоритетом водородной Стратегии пришлось 0,1%. Прописью – одна десятая процента. Доминирующим методом производства водорода остается паровая конверсия метана (в популярных «цветовых» градациях такой водород принято именовать «серым») – он наиболее оптимален с экономической точки зрения и позволяет обеспечить спрос для нужд нефтепереработки, производства аммиака, метанола, пластмасс, в металлургии, производстве электроники и так далее. Что касается энергетики, то, конечно же, водород используется в ней уже в настоящее время – на это уходит 0,06% от общего объема производства. Для полноты картины стоит отметить, что в том же 2019 году страны ЕС импортировали 354 млн кубометров (32 тысячи тонн) водорода – имеющихся производственных мощностей недостаточно уже сейчас, когда водород в энергетике практически не используется.

«Водородный рай» Европы – родной брат «коммунизма к 1980 году»

Помимо водородной Стратегии ЕС, собственные стратегии к настоящему времени имеются у Японии, Южной Кореи, Австралии, Норвегии, отдельные стратегии разработаны в Германии, Франции, Голландии, Франции и в Португалии. Есть оценки объемов спроса, опубликованные МЭА, международным Энергетическим Агентством: в 2019 году мировой спрос составил 70 млн тонн, в 2050 году в случае реализации всех перечисленных стратегий спрос составит около 300 млн тонн. Насколько это реально, сказать не так просто, поскольку вряд ли можно найти в истории развития нашей во многом технологической цивилизации хоть что-то подобное: сразу несколько государств и одно экономическое объединение – ЕС – решили создать рынок водорода, которого на день сегодняшний просто нет. В настоящее время практически 100% водорода производится там, где его немедленно и используют, единственным исключением являются топливные элементы на его основе, которые постепенно находят свое применение для автомобильного транспорта. Отсутствуют экономически целесообразные технологии хранения и транспортировки водорода, нет понимания, какими будут способы его использования на электростанциях, нет общего понимания, как именно будет выглядеть логистика его применения в транспортной отрасли. Все, что имеется – желание политиков, их решимость тратить бюджетные деньги на субсидирование научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по всем перечисленным направлениям: производство, хранение, транспортировка, способы использования для производства электрической и тепловой энергии. То, что при этом господа политики называют конкретные даты реализации ими придуманных водородных стратегий, во времена Советского Союза называли словом «волюнтаризм»: есть некая идея, но нет понимания ни того, какое влияние на экономику окажет ее воплощение в реальность, нет понимания того, какими путями будет идти эта реализация, но уже даны обещания и названы конкретные сроки. От обещания Никиты Хрущева построить в СССР к 1980 году коммунизм водородные стратегии Европы отличаются только тем, что бюрократический аппарат стал еще более могущественным, и тем, что у чиновников есть возможность осуществлять финансовые инвестиции огромного масштаба.

Для того, чтобы понять, каким может быть участие России во всех предстоящих изменениях энергетики европейских и азиатских стран, нужно оценить существующий уровень развития технологий использования водорода и возможные направления их развития – разумеется, с учетом экономической целесообразности. Производство, хранение, транспортировка, использование в производстве электрической и тепловой энергии, применение в транспортной отрасли – большие темы, которым будут посвящены следующие статьи этого цикла.

Борис Марцинкевич