Деградация Запада неизбежна


Так говорит Ростислав Ищенко в своей свежей статье. Заценим аргументы:

«Капитализм загнивает, а США и Евросоюз распадаются? И где это всё? Вот вам США и вот вам Евросоюз: капитализм до сих пор благоухает, в отличие от безвременно почившего социализма/коммунизма!». Примерно так выглядят аргументы сторонников толерантного либерального выбора в любой дискуссии о путях и перспективах развития современного общества.

На первый взгляд это кажется правдой.

В конце концов, не только ленинский эксперимент по построению социализма в СССР кончился провалом — даже богатейшей ресурсной базы России не хватило на содержание предельно централизованной плановой экономики, эффективно выполнявшей лишь одну функцию — тотального контроля над населением, для которого государство было единственным, монопольным работодателем, то есть могло любого в любой момент отключить от системы жизнеобеспечения (кстати, без всяких «электронных чипов», которых так боятся адепты секты верующих в «тайное мировое правительство»).

В Китае, где Компартия сумела сохранить власть, строительство капиталистической экономики началось под руководством коммунистов. Северная Корея и отдельные (скорее популистские, чем социалистические) латиноамериканские режимы не способны существовать без внешней поддержки. Пока они получают таковую от России и Китая в рамках глобального противостояния с США.

Но если США вдруг исчезнут, эти режимы могут внезапно увидеть себя в ситуации Белоруссии, где Лукашенко уже несколько лет возмущается отказом России наращивать финансирование белорусской легенды о социализме.

Всё это правда. Но правда и то, что нежизнеспособность существовавших версий социализма/коммунизма никак не подтверждает перспективность современной военно-политической и финансово-экономической системы, созданной Западом под руководством США, на базе «рейганомики» и лево-либеральной идеологии.

Маркс делал вывод о конечности капитализма, опираясь далеко не на одну лишь теорию сменяющихся общественно-экономических формаций. Прошлое человечества разными учёными трактуется по-разному, и экстраполировать одну из этих трактовок (пусть и достаточно убедительную) в будущее было бы некорректно.

В основе выводов Маркса лежало наблюдение за самим капитализмом, в частности, констатация необходимости для любого бизнеса опережающего роста (кто не растёт или растёт менее других — проигрывает конкуренцию), а отсюда неизбежности тотальной монополизации капиталистической экономики. Никакие антитрестовские (позднее антимонопольные) законы не могли здесь помочь.

Конкуренция является жизненно необходимой составляющей капиталистической экономики. Ну а раз есть конкурентная борьба, то есть и проигравшие. При этом выигравший, укрупнившись и расширившись за счёт проигравшего, получает прекрасный стимул для дальнейших побед. Поскольку же объёмы всякого рынка ограничены, создание новых бизнесов, вместо проигравших, не происходит или происходит значительно медленнее, чем идёт процесс монополизации. Несложно было прийти к выводу, что конечным итогом будет создание сверхмонополий в каждом секторе рынка, которые начнут борьбу за статус единственной глобальной монополии.

Если даже допустить, что системного кризиса удалось бы избежать вплоть до создания единой сверхмонополии (хоть на деле он наступает на значительно более раннем этапе, на котором мир делят несколько десятков или даже сотен транснациональных корпораций), всё равно неизлечимый кризис системы был неизбежен.

Как уже было сказано, перманентный рост является необходимым условием капиталистической экономики. Причём этот рост должен происходить с ускорением. Но объёмы рынка кончены, и любая сверхмонополия упирается в невозможность дальнейшего роста по причине исчерпания объёмов рынка.

Попытки производить быстрее выходящие из строя товары, с тем чтобы заставить людей чаще покупать и тем самым искусственно увеличить ёмкость рынка, является паллиативным решением. До бесконечности уменьшать интервал времени между двумя покупками невозможно.

Таким образом, общий кризис системы, предсказанный Марксом, был неизбежен, а левые либералы, организовавшие на базе «рейганомики» перекачку средств из реального сектора в финансовый, заодно перейдя к заимствованию у будущих поколений, лишь ускорили наступление этой неизбежности. Само появление лево-либеральных правительств взамен традиционной для классического капитализма право-консервативной идеологии уже было свидетельством глубокого кризиса. О неизбежности краха системы свидетельствовал и тот факт, что лево-либеральные идеи были усвоены право-консервативными партиями и политиками.

После Рейгана в США, Тэтчер в Великобритании, Ширака во Франции и Коля в Германии консервативные политики на Западе оставались такими только по названию. Современные же национал-консерваторы, пришедшие к власти в некоторых странах Восточной Европы, избравшие Трампа президентом США и набирающие вес в Европе Западной, являются реакцией части системных элит, пытающихся политическими средствами решить не имеющую решения экономическую проблему.

Напомню, что лево-либеральные идеи, во многом похожие на сегодняшние, будоражили западные общества в период кризиса системы позднего феодализма и перехода к капитализму. Тогда первой реакцией уходящей системы было усиление государства в виде перехода к абсолютной монархии.

Резкая концентрация в руках государства огромного политического и экономического ресурса позволила на сто-двести лет задержать процесс разложения европейского феодализма. Но платой за это стал национализм и универсальный характер государственной власти. В отличие от сословного монарха, зависевшего от выдвигавшего его сословия феодалов, перед абсолютным монархом в идеале были равны в неравенстве все его подданные.

Павел I и Людовик XIV (наиболее откровенные и тонко чувствующие ситуацию монархи эпохи абсолютизма) утверждали, что с высоты их положения не видно разницы между виднейшим представителем самой родовитой аристократии и последним рабом.

Второй реакцией было появление в политике деятелей охранительного (консервативного) феодализма (таких, как князь Щербатов), грезивших о возвращении ушедшего «золотого века» идеализируемого ими раннего феодализма.

Сейчас мы тоже видим стремление капиталистических государств резко усилить возможности власти по подавлению трансформационных движений, равно как и возникновение и набор политических очков представителями охранительного (консервативно-националистического) капитализма.

Все эти действия не могут изменить судьбу системы, так же, как не изменили судьбу феодализма попытки его укрепить и модернизировать. Экономика — суровый диктатор, в любом случае заставляющий общество мириться со своими требованиями. Альтернативой является только самоуничтожение в огне гражданской войны.

Даже приходя к власти, консерваторы (как Трамп в США, Орбан в Венгрии или ПИС Качиньского в Польше) не могут отменить законов экономического развития. Поэтому их экономические программы оказываются половинчатыми и не ведут к разрушению экономической базы левого либерализма, составляющего серьёзную конкуренцию консервативной власти.

Борьба либералов с консерваторами лишь дополнительно ослабляет систему, вынужденную тратить дефицитный ресурс для бессмысленного внутреннего противостояния.

Дело в том, что нынешняя ситуация отличается от предыдущих системных кризисов тем, что обе противостоящие силы хотят сохранить систему. Просто либералы считают, что можно будет до бесконечности находить выход из тупика роста, создавая виртуальную экономику с виртуальным ростом. Консерваторы же хотят отбросить мир по уровню глобализации на несколько десятилетий назад, чтобы получить пространство для нового роста. Но паста в тюбик не заталкивается.

Результатом бессмысленной политики становится вырождение и раскол элит. Это мы также наблюдаем при каждой смене формации. Сама ситуация формирует спрос не на талантливых инициативных управленцев, а на дисциплинированных, хоть и несколько придурковатых, членов команды (при этом не важно, идет ли речь о либералах или о консерваторах).

Просто вспомним, что первым премьером королевы Елизаветы был Уинстон Черчилль — один из Большой тройки, которую называли большой отнюдь не за размеры входивших в неё стран, а за качества возглавлявших эти страны лидеров. Не так давно Британией управляло консервативное правительство Маргарет Тэтчер — человека неоднозначного, но политика, безусловно, мощного. Не даром её называли «железной леди», по аналогии с «железным герцогом», как называли враги Веллингтона во время его премьерства.

И вот у власти вновь тори, и возглавляет их откровенный фрик Борис Джонсон. Причём оказывается, что этот человек с повадками дешёвого клоуна лучшее, что может предложить Консервативная партия Великобритании. Его непосредственная предшественница была и вовсе уж образцом унылого безобразия с отсутствием даже намёка на интеллект.

В США последние президенты-республиканцы: младший Буш, откровенно потешавший публику своими «бушизмами», и Трамп — человек, несомненно, умный, но также играющий фрика, ибо иначе не прорвался бы к вершинам власти (и то его сейчас не без успеха пытаются заменить на не приходящего в сознание демократа Байдена). На этом фоне Зеленский на Украине смотрится вполне органично.

Вырождение системы неизбежно приводит к власти вырожденческую элиту. Но значит ли это, что коммунизм не за горами и можно готовиться к жизни в идеальном обществе гармонии, ненасилия и удовлетворения всех потребностей?

Нет, не значит. Впервые в истории человечества гибель системы происходит в условиях отсутствия ей вменяемой политической альтернативы. Все понимают, что система обречена, но никто не представляет себе, чем её можно заменить. Ни одна альтернативная идеология (коммунизм, национализм) не имеет серьёзной экономической базы, которая должна вызреть и раньше всегда вызревала в рамках уходящей системы. Даже вдохновляющая некоторых социальных философов концентрация в руках государства командных высот в экономике не меняет характер системы и её потребность в опережающем росте. То есть государство является такой же транснациональной корпорацией, только более мощной и обладающей абсолютным суверенитетом в рамках определённой территории.

Кстати, последнюю особенность государства либералы не без успеха пытаются нивелировать, подчинив его международному судопроизводству.

На этом фоне успехи России и Китая во многом объясняются огромными возможностями для роста в рамках собственной территории. И там, и там есть гигантские неосвоенные просторы (Сибирь и Тибет), в 80-90-е годы уровень жизни населения в обеих странах был достаточно низок для того, чтобы внутренний рынок был способен проглотить гигантские вложения, прежде чем окажется полностью насыщен. Эти факторы действуют до сих пор, но удовольствие не будет продолжаться вечно.

Впереди ещё будет возможность обеспечить рост за счёт переформатирования под свои нужды американской глобальной системы. Но перетекание ресурсов в рамках системы способно лишь отложить кризис для её части (незападной) или скорее сделать его менее болезненным. Через пару-тройку десятилетий все возможности для дальнейшего роста будут вновь исчерпаны, и, если система не будет реформирована (не будут найдены альтернативные пути развития), мы столкнёмся с ещё более жёстким системным кризисом в условиях более низкой ресурсной базы.

Тот факт, что Запад к тому времени из своего кризиса так и не выйдет, не может нас утешить, поскольку таким образом будет утрачена даже возможность микширования кризисных явлений за счёт перетекания (с неизбежными потерями) ресурсов в рамках системы.

Пролетариат могильщиком капитализма не стал, поскольку по сути исчез раньше капитализма (то, что мы имеем сегодня, отличается от марксового пролетариата, как небо от земли). Любые существующие сегодня альтернативы приводят лишь к перераспределению ресурса между частями системы (разными государствами, разными группировками элит или социальными группами), не снимая реального противоречия между ограниченностью (конечностью) ресурсной базы и потребностью в бесконечном опережающем росте.

Выход надо искать уже. Осталось не так много времени.

Источник

Комментариев нет: