Майдан и его последствия много лет спустя
Тимофей вздрогнул, широко перекрестился, усилием воли отогнал дурные мысли. Всё хорошо, переправа практически закончилась, ещё час-два и всё будет позади. Вот он его народ: мужчины вытаскивают на берег лодки, разгружают скарб, женщины развели костры, вкусно пахнет похлёбкой, дети весёлыми стайками носятся по незнакомому берегу, смеются. Мычит и блеет скот. Вдали поблёскивают копья стоящих в охране воинов. При переправе не затонула ни одна лодка, не погиб ни один человек. Все живы, все целы — это, поистине, доброе предзнаменование. А что носятся над оранжевой водой красные, словно кровь чайки — так это всего лишь закат.
Тимофей улыбнулся в бороду, повернулся к югу. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась степь: волнами раскачивался ковыль, кое-где темнели редкие рощи, на дне оврагов пряталась мгла.
— Ну, здравствуй, Крым! — тихо сказал Тимофей.
— Любуешься, воевода?
Хриплый голос нарушил всё очарование, Тимофей чуть заметно поморщился.
— Хранитель? — голос воеводы звучал ровно. — Подойди. Как называлось это место раньше?
— До Катастрофы? — маленький седой человек поднял руки, напрягся и вдруг преобразился.
На морщинистой шее буграми вздулись вены, глаза стали стеклянными, зрачки закатились.
— Керчь, — прохрипел, наконец, человечек. — Керченский полуостров, протяжённость с востока на запад 90 километров, с севера на юг от 17 до 50, площадь порядка 3000 километров квадратных, высшая точка…
— Ясно! — прервал Тимофей. — Сколько в Крыму жило народу?
Человечек открыл глаза, вытер пот со лба.
— Два миллиона.
— Два миллиона человек… — задумчиво протянул воевода. — Сейчас, наверное, на всей планете столько нет, а ведь полтыщи лет прошло.
Хранитель промолчал.
— А теперь тут пусто.
— Точно?
Тимофей пожал плечами.
— Разведчики никого не нашли. Может и есть мелкие племена, но это ничего — разберёмся.
— Тим, — проскрипел Хранитель, — что ты решил? Мы сюда как — на время? Или?..
— Никаких «или»! — резко оборвал воевода. — Оставить родную землю? Что с тобой, Андрей? Это не бегство, это отступление. Передышка, нам крайне нужна передышка: мы не можем постоянно отбиваться от кочевников.
— Надолго? А то люди…
— Не знаю. Два-три года, пять… Пока не подрастут мальчишки, пока инженеры не восстановят, наконец, огневое оружие предков. А тогда мы вернёмся на материк, Хранитель, — воевода стиснул руку на рукоятке меча. — Вернёмся и очистим от кочевников нашу землю, клянусь перед Богом!
— Аминь! — торжественно закончил Хранитель.
*********
Тучи нехотя разошлись, закатное солнце весело брызнуло лучами, и мир преобразился. Свинцовая вода стала фиолетово-золотой, песок — розовым, на лодках и людях заиграли тревожные тёмно-красные блики.
Олексий вздрогнул, перекрестился. Да нет, ерунда, это просто нервы. Всё хорошо — вон переправа уже закончилась и закончилась просто отлично. Все уже на этой стороне — мужчины вытаскивают лодки на берег, разгружают, ставят шатры; женщины готовят еду, аромат похлёбки уже перебивает гнилостный запах водорослей ; дети носятся по берегу, играют в свои игры. Где положено, выставлены дозоры — вон поблёскивают копья. При переправе не погиб ни один человек, не затонула ни одна лодка, все целы и невредимы. А что носятся над фиолетовой водой красные, словно кровь бакланы — так это только закат.
Олексий улыбнулся в усы, перевёл взгляд на юг. Картина, насколько хватало глаз, была безрадостной: голая песчаная равнина, кусты полыни, тамарикс, сверкающие на солнце солончаки. Олексий не огорчался, знал — дальше на юг будет совсем другая картина.
— Ну, здравствуй, Крым! — сказал Олексий.
— Дывишься, гетман? — прогудело сзади.
— Зберигач, — не оборачиваясь, позвал гетман. — Как звалось цэ мисцэ раньше?
Толстый седой человек замер, глаза закатились, стали как стеклянные, на шее вздулись старческие вены.
— Сиваш, — с трудом прогудел Зберигач. — Гнилее Море… Залив Азовского моря, отделяющий Крым от материка… На западе упирается в узкий Перекопский перешеек, соединяющий Крым с материковой частью…
— Стоп! — резко прервал Олексий. — Що ещё за пэрэшыйок? Озырнысь кругом, Богдан — нет нияких пэрэшыйков.
Человек с трудом открыл глаза, отдышался, вытер пот со лба.
— Цэ зараз нет, а раньше быв. Предки не брешуть, гетман, — в голосе скользнула обида.
— Куды ж он делся? Подожди… Хочешь сказаты, що после падения метеорита?..
— Верно разумиешь, гетман, — теперь в голосе слышалось ехидство. Тилькы не метеор то був, а астероид. Метеор таких бед на планете не наробив бы.
— Астероид! — зло сплюнул гетман. — Каменюка небесная. Скильки тут раньше народу жило, Зберигач?
— Два миллиона.
— Два мильйона, два… — повторил Олексий. — А зараз никого, пусто.
— Уверен?
Гетман пожал плечами.
— Хлопци никого не нашли. Може и есть мелкие племена, но цэ ничего — разберёмся.
— Олешко, — неуверенно пробасил Зберигач, — що ты решил? Мы здесь на время чи…
— Нияких «чи»! — сверкнул глазами гетман. — Бросить ридний край — да що с тобой, Богдан? Пойми, цэ не бегство, цэ отступление. Нам нужна передышка, дуже нужна: нэ можемо мы вечно отбиваться от кочевников.
— И надолго?
— Не знаю. Два-три роки, пять. Пока не подрастут хлопчики, пока техники не восстановят огневое оружие предков. А тогда мы вернёмся, — гетман стиснул рукоять меча, костяшки пальцев побелели, — вернёмся и очистим от кочевников ридну землю! Прысягаю перед Богом!
— Аминь! — торжественно прогудел Зберигач.
*********
Предгорья Яман-Таш отдыхали от знойного лета. На листьях вековых деревьев плясали солнечные зайчики, ветерок лениво шевелил листву, переворачивал опавшие буковые орешки. Сновали по своим делам рыжие муравьи.
Залёгшему у ручья зверю не было дела ни до ветра, ни до орешков с муравьями. Исполинское чудовище, выходец из радиоактивных зон Севера, невесть каким образом оказавшееся здесь, терпеливо ждало. Чуткие уши давно уловили приближающиеся звуки, нос определил главное — съедобно. Звуки и запахи сообщали, что оленя гонят какие-то неизвестные зверю существа, но это его не смущало: они тоже пахли едой. Ветер чуть переменил направление, и зверь уловил ещё одну погоню — тоже олень, тоже неизвестные существа и тоже мчатся сюда. Что ж, тем больше будет поживы. Зверь подобрал чудовищные лапы и приготовился.
Спасительный лес приближался. Олень взвился в высоком прыжке, странно завис в воздухе и рухнул с размозжённой головой.
— Назад! — ещё ничего не поняв, заорал Олексий.
Поздно. Захмелевшая от погони молодёжь неслась вперёд.
— Назад!!
Хорошие воины, они ещё успели выхватить копья, один даже вонзил наконечник в лохматую тушу. Но что лёгкие охотничьи копья возникшему ниоткуда чудовищу? Зверь легко переломил позвоночники двум коням, скинул всадников и испустил леденящий душу вой. Затем спокойно вспорол брюхо коня и начал есть.
— Боже! — охнул кто-то. — Що за монстр?
Громадный, лохматый, уродливый — зверь не походил ни на кого. Чудовище, вылезшее из страшных детских снов. И это чудовище готово было биться за свою добычу до конца.
— Спешиться! — гаркнул гетман. — Мыкола, уводи коней! Хлопцы, луки к бою! По глазам — бей!
Монстр оторвался от трапезы, недовольно заворчал: двуногие существа мешали есть. Надо их разогнать. А лучше убить. Всех. Потом он будет спокойно есть. Сначала этих вкусных четвероногих, потом оленя, потом глупых двуногих. Зверь снова испустил вой и ринулся вперёд.
И начался ад. Нескладный, с дёрганными неуклюжими движениями, монстр обладал дикой живучестью и не знал страха. Вся шкура уже в крови, уже торчит из глаза обломок копья, подрезаны сухожилия на двух ногах, а он работает и работает, как мифическая боевая машина предков.
— На ко…пья! — хрипит Олексий.
А некому на копья. Десяток воинов разбросаны вокруг и уже только он, уперев тяжёлое копьё в землю, сдерживает чудище. И пусть монстр уже медлительней, пусть даже встанет кто-то из братьев, поможет — это ничего не изменит. Конец.
Монстр взревел, обдал Олексия зловонным дыханием, но напор вдруг ослаб. Затем случилось и вовсе непонятное: зверь бросил гетмана, повернулся к нему спиной.
— Пли! — услышал Олексий. — По глазам!
Что это?
В ногу чудища вошёл арбалетный болт, зверь взревел и двинулся в атаку.
Раненные братья исцелились? А откуда у них арбалет? И зачем они снова повторяют, сейчас же зверь опять их перемелет?
Олексий встал, вытащил меч и двинулся вперёд. Выл зверь, кто-то кричал, звал на помощь — он не обращал внимания. В голове было одно: надо… надо… надо!
Когда он добрался до зверя, тот был утыкан стрелами, как ёж, шерсть слиплась от крови. В груди зверя торчал обломок гетманского копья, другое копьё упёрлось ему под горло. А по другую сторону копья, уперев древко в землю, сдерживал монстра незнакомый бородатый человек с голубыми глазами.
— Зараз… — прошептал Олексий. — Потерпи трохи брат.
И со всей силы вонзил меч в глаз зверя.
*********
Чёрное безоблачное небо казалось бездонным. Как всегда, как и тысячи лет назад в невообразимой дали горели мириады звёзд. Как и тысячи лет назад звёздам не было дела до происходящего на рядовой планете Земля. Тем более не интересовало их происходящее на маленьком заурядном клочке суши. Когда-то этот клочок был полуостровом, жили на нём миллионы людей, шумели города. Давно превратился он в остров, давно превратились в руины города, без следа исчезли люди. Давно.
Но сегодня под древним небом Крыма вновь шумели люди. Много людей.
Люди сидели на скамейках за длинными наспех сколоченными столами. Горели костры, на вертелах жарилось мясо. Столы ломились от яств, рекой текли вино и пиво. Гремели здравицы, плелись витиеватые тосты, и каждый говорил с каждым.
— Сашко, — крутя длинный ус, спрашивал кареглазый воин, — а як по-вашому будэ «хлиб»?
— Хлеб, — поглаживая чуть пробившуюся бородку, отвечал воин с серыми глазами.
— А нэбо?
— Небо.
— Мэч?
— Меч!
— О, як и у нас, и пэрэклада нэ трэба! Вып'емо, брат! — пенный кубок взлетает вверх. — А як по-вашому «пыво»?
— Пиво.
— О-оо! — хохочет кареглазый. — Ой, нэ можу! Пи-ииво!
Хохочут воины, чокаются кубками, течёт пена по бородам и усам.
— Слышь, — говорит пожилой, усеянный шрамами воин, — если мы вместе такое чудище одолели, то, может, и кочевников побьём?
— Якщо разом… — теребит бритый подбородок собеседник и уверенно заключает: — Поб'емо!
Замолкают на секунду воины, в серых и карих глазах загорается надежда, надежду сменяет уверенность, и вновь гремят здравицы, вновь звенят кубки.
— Тихо! — перекрывая шум грянул богатырский голос.
Тимофей постоял, подождал, пока утихнет гомон. Левая рука ещё висела на перевязи, вдоль лба тянулся свежий шрам, но выглядел воевода так, словно помолодел лет на десять.
— Сегодня великий день! — тихо сказал воевода, и шум голосов угас. — Сколько лет мы были одиноки среди океана чужих, сколько лет считали, что нет больше никого в мире, кому был бы родным славянский язык. Думали, что мы последний и единственный росток и если погибнем, то погибнет и род славянский. И вот всё переменилось! Брат нашёл брата! Отныне мы вместе и не потеряем друг друга никогда! Клянусь!
— Ур-ррр-а! Лю-ю-бо! Слава! — грянули сотни глоток. — Прысягаю! Клянусь!
Рядом с воеводой поднялся Олексий. Рука перемотана, через густые усы протянулся длинный шрам.
— У нас одна вира. Одна мова… — гетман хитро улыбнулся, — почти. Одни враги. Сам Бог вэлив нам быть вместе! Так нэвжэ мы нэ зрозумиево своей выгоды? Нэвже мы малые дити?
— Разумиемо! Понимаем!
— Я не можу довго говорыты, — Олексий коснулся свежего шрама, поморщился. — Бисова зверюка. Пусть всё скаже мий новый брат — Тимофей!
— Да что говорить? — снова поднялся воевода. — Решили мы заключить союз, помогать друг другу во всём, а там глядишь и… Поддерживаете братья?
— Уррр-ра! Лю-о-бо! — слилось в едином крике.
Звякнули кубки, потекло вино, вновь зашумело за столами.
— Слышь, Микола, говорят, гетман свою дочку за сына воеводы отдаёт?
— Правыльно! Мэни тэж дуже сподабалася одна ваша… Эх!
— Так вообще все родственниками станем?
— А то?
— Говорят, раньше было могучая славянская держава и никакой враг не мог даже вякнуть безнаказанно.
— Що за ворог? Кочивники?
— Тут не понятно, я ж только ученик Хранителя. Врагов, вроде было много: леберасты, чурки, хачи, жиды, бандеры, пиндосы…
— Чур мэнэ!
— Тихо! Тихо, Хранители идут!
Вновь встал Тимофей.
— По обычаю и русскому и украинскому, прежде чем заключать союз мы обязаны посоветоваться с предками. Ясно, что они скажут, но обычай есть обычай. Нам нечего скрывать и сегодня впервые наш Хранитель и ваш Зберигач будут слушать предков одновременно — украинских и русских. Тишина, братья, — воевода перекрестился, — предки говорят!
Два Хранителя встали рядом. Они были не похожи: маленький худой Андрей и грузный толстый Богдан. Они были очень похожи: у обоих седые волосы, лица изборождены морщинами, в глазах — привычная вековая ответственность. От костров в небо летели искры, чертя огненные зигзаги. Багряные отсветы падали на лица Хранителей, делая их ещё более отрешёнными.
Хранители разом подняли руки, напряглись. Лица закаменели, на шеях вздулись вены. Стихли разговоры, поляна погрузилась в тишину.
Над руками Хранителей зажглись голубые точки. Разрослись, превратились в круги. Круги мерцали, вращались, набухали. Стало слышно, как стучат сотни сердец. На секунду возникли незнакомые буквы, и прямо в ночной мгле открылось два окна. Два провала в неведомую даль.
— О-о-х-х!— вздохнул народ.
Как всегда, предки были неподражаемы. Странные одежды, гладкие сытые лица, громкие голоса, уверенные взгляды. Как почти всегда предки не говорили, а вещали, перебивали друг друга, некоторые переходили на крик. И как всегда там у них вместо солнца горел яркий волшебный свет.
— Следует признать, — лениво произнёс подтянутый предок в чёрном костюме, — что считать украинцев нацией может только дилетант. Украинцы — не нация, это биомасса, смесь гуннов, тюрков, славян, поляков, жидов и хасидов. Неудивительно, что основой для их «национальной идентификации» стала ненависть к русским…
— Русские, — разъяснял другой предок, в таком же чёрном костюме, — не являются славянами, это нонсенс. Русские — это кочевники, присвоившие себе некоторые славянские слова. Они даже не индоевропейцы, не арийцы. Название «Россия» они присвоили себе незаконно, настоящая Русь — это Украина и только Украина…
— Так называемого русского языка не существует. Он ближе к тюркскому, чем к славянскому. Этот язык хорош только для угнетения и для пропаганды…
— Украинский язык? Не смешите меня! Смесь русских, еврейских и польских слов — это ещё не язык…
Над поляной прошёл недоумённый ропот, пока ещё тихий. А предки продолжали.
— Русские ревнивы, озлоблены и ленивы. Обожают поклоняться вождям. Любимые их занятия — пить водку и спасать тех, кто их ни о чём не просит. В ходе такого «спасения» в 20-е в Украине они заморили голодом двадцать миллионов украинцев…
— С украинцами нельзя иметь дела, они обязательно предадут. Русских они предавали всегда. Крайне важно не иметь на Украине регионов с долей украинского населения, превышающего пятьдесят процентов…
Ропот стал громче, кто-то уже вскакивал из-за столов, руки стискивали рукоятки мечей.
— Русские присвоили наши исконные земли: Воронеж, Ростов, Брянск…
— Донецк, Харьков, Луганск — русские земли! Крым — святая русская земля, политая кровью наших предков!
— Сидеть по уши в дерьме и тащить туда остальных — вот предназначение москалей!
— Выгнать всех хохлов в Галичину, обнести её колючей проволокой. Фашистам не место на земле!
— Уничтожать русских из атомного оружия!
— Танки на Киев!
— Москаляку на гиляку!
— Хохлов на сало!
— А-а-а! — грянуло в ночи. — Смерть!
Испуганно дрогнули костры, в небо взвились огненные смерчи. Задрожали и погасли экраны, исчезли предки.
Подул холодный ветер, иссиня-чёрные тучи закрыли звёзды.
На поляне валялись перевёрнутые столы, лилось на землю недопитое вино. Друг против друга стояли две толпы с перекошенными от ненависти лицами. Над поляной яростно и жутко неслось одно и то же слово, одинаковое на обоих языках.
— Смерть!
— Смерть!!
— Смерть!!!
*********
В плавнях Дуная царило раннее лето. Всё цвело, благоухало и спешило жить.
Омар-Бей сидел в шатре, укрывшись от комариных туч под тонкой сеткой и пил кофе.
Настроение с утра было хуже некуда. От комаров, от влажной жары, от необходимости вторую неделю сидеть в этой дыре и ждать известий. Шайтан! Если сегодня лазутчик, наконец, не появится… Сколько можно? Сын шакала и ослицы!..
Полог шатра откинулся.
— Бей, — неуважительно произнёс часовой, — прибыл лазутчик. Звать?
— Звать! — пискнул Омар-Бей и принял царственно-недовольный вид.
В шатёр просочился грязный невзрачный человечек в лохмотьях, бухнулся на колени, распростёрся ниц.
— О, великий Бей, да будет вечно с тобой благословление неба, да прибудет тебе всяческая удача, да…
На губах Омар-Бея появилась довольная улыбка.
— Моя фелюга неслась через море, как чайка, как северный ветер в сезон бурь. Всё для того, чтоб принести тебе быстрее весть, о великий Бей! Ибо кому же, как не тебе должно в первую…
— Хватит! — завизжал Омар-Бей! — Говори! Что?
— Схватились! — коротко доложил человечек.
— О!.. — довольно осклабился Омар-Бей. — О! И как — серьёзно? Не помирятся?
— Жгут посевы, разоряют селенья, ручьи стали красными от крови. Не помирятся, Бей.
— Хорошо! — прошептал бей и мечтательно прикрыл глаза. — Ну вот и всё. Хорошо…
*********
Над древним клочком суши, носимые холодными ветрами, кружились тучи воронья.
Константин Семёнов
