К РАЗГРОМУ ПОД ИЛОВАЙСКОМ И ДЕБАЛЬЦЕВО ПРИВЕЛА ГЛУПОСТЬ ПЕТРА ПОРОШЕНКО

Иловайский и дебальцевский котлы стали для ВСУ тяжелым ударом – как в военном, так и в психологическом плане. Информация по ним засекречена под надуманным предлогом, но это не помешало прокуратуре Украины начать расследование против Петра Порошенко и ряда видных генералов. Их обвиняют в отдаче «преступных приказов», которые привели к позорному поражению. Так ли это на самом деле?

 

Печерский районный суд Киева обязал генпрокуратуру Украины расследовать возможную причастность президента страны Петра Порошенко и начальника генштаба ВСУ Виктора Муженко к гибели украинских силовиков под Иловайском и в Дебальцево. Ранее депутат Верховной рады Виталий Куприй потребовал от прокуратуры возбудить дело по целому ряду статей, в том числе «Госизмена», «Сокрытие преступления», «Дезертирство», «Небрежное отношение к военной службе» и «Бездействие военной власти», дополнительно оценив «преступные и непрофессиональные приказы» и бездействие военных прокуроров. В ведомстве на это обращение не отреагировали, и народный избранник подал в суд.

«Виновные лица также должны ответить за военный парад в августе 2014-го, когда так необходимая солдатам техника не спасала жизнь героям, а использовалась для пиара и показухи», – пишет он в «Фейсбуке».

Это заявление, безусловно, «под юбилей». У иловайского котла нет точных дат «начала» и «конца», но контрнаступление ополчения ДНР, приведшее к окружению крупнейшей на тот момент наступательной группировки ВСУ, случилось именно в День независимости Украины. Специально в Донецке не подгадывали – случайно вышло.

При этом иловайский котел и его дебальцевский «брат-близнец» довольно разные события по части политического антуража, и роль президента Порошенко в них разнится. Если подходить к тем событиям объективно, то и предъявлять ему по каждому случаю нужно разные обвинения. Но в разгар киевской предвыборной борьбы объективность никому не нужна – там «давят на эмоции», поэтому разберемся сами.

Иловайский разгром

К началу боев за Иловайск оперативная инициатива была на стороне ВСУ. После того как ополчение оставило Славянск, украинские силовики перешли в наступление, заняли несколько десятков населенных пунктов, планировали выход к российской границе и оперативное окружение Донецка. Важнейшей промежуточной задачей на этом пути был захват Иловайска – небольшого (не более 20 тысяч жителей) городка, но при этом – ключевого железнодорожного узла.

Значительная часть украинских боеспособных сил успела продвинуться к российской границе, где угодила в первый по счету котел – изваринский. Захват Иловайска, помимо прочего, позволял начать организованную деблокаду застрявших в Изварино и на Сапун-горе частей. К началу августа почти 500 украинских военнослужащих из этого котла перешли российскую границу и были интернированы, остальные пробились на запад к своим. После этого Киев целиком сосредоточился на захвате Иловайска.

10 августа ВСУ силами тербатов «Донбасс» и «Азов», а также «Шахтерска» и 5-го тербата с Западной Украины («Ивано-Франковск», он же «Прикарпатье») с двумя усиленными ротами из 93-й и 17-й бригад ВСУ предприняли крайне неудачный лобовой штурм Иловайска и с большими потерями откатились на прежние позиции. Тербатовцы обвинили минобороны в «неоказании помощи», после чего под город были стянуты дополнительные силы и бронетехника (от 70 до 100 единиц танков и БТР) при примерно 3000 человек личного состава против вшестеро меньшего числа ополченцев.

19 августа начался второй штурм города, к середине дня переросший в ожесточенные уличные бои. К вечеру несколько колонн тербатов и ВСУ были накрыты РСЗО «Град» со стороны ополченцев, но еще утром 20 августа ситуация была сложной, отряды Гиви и Моторолы держались из последних сил. В это время к Иловайску стали подходить подкрепления ополченцев из бригад «Восток» и «Оплот», но большая часть города оставалась в руках ВСУ, которые сохраняли оперативную инициативу.

По данным разведки и из допросов пленных выходило, что ВСУ бросили в Иловайск практически все силы, имевшиеся на этом направлении и способные к наступательным боям. Это противоречило базовым тактическим правилам и навыкам, за что, по идее, должны нести ответственность начальник Генштаба Виктор Муженко, министр обороны Валерий Гелетей и командующий сектором «Д» Петр Литвин – брат бывшего председателя Верховной рады Владимира Литвина. По одной из версий, они хотели занять Иловайск и завершить окружение Донецка как раз к Дню независимости.

Другая версия – они просто дураки. Не смогли оценить боеспособность ополчения и даже после Изварино не предполагали, что расклад сил может поменяться буквально за несколько часов. Прикрытие флангов и тыла должно было быть – но его не было.

Большая часть огромной наступательной группировки находилась либо в черте города, либо непосредственно вокруг него. Некое формальное прикрытие и связь с основными частями осуществлял только 5-й тербат «Ивано-Франковск», который впоследствии и обвинили во всех грехах.

24 августа ополчение перешло в контрнаступление с востока (с Успенки, примерно в 50 километрах от Иловайска) и с севера (со стороны Донецка и Моспино). Оно быстро продвигалось по степи на бронетехнике, обошло Иловайск и в конце концов отрезало всю украинскую группировку от основных сил.

Действительно, «Ивано-Франковск» пустился в бегство, даже не предприняв попытки к сопротивлению. Он располагался на пяти блокпостах вокруг и западнее Иловайска и должен был создавать «завесу». Но еще 22 августа блокпост галичан у Кутейниково был обстрелян из «Градов», после чего весь личный состав блокпоста (25 военнослужащих) «принял решение отступить», то есть сжег свой блокпост вместе с боеприпасами и организованно сел в автобус (это, кстати, были школьные автобусы, реквизированные у школ Ивано-Франковской области; 17 из них были утеряны – дети перебьются как-нибудь).

В качестве артподготовки в ночь с 23 на 24 августа еще несколько блокпостов галичан были обстреляны из тех же «Градов», в результате чего тербат понес существенные потери в технике и вооружении. При этом еще в 23.00 23 августа командир батальона Владимир Комар письменно отказался выполнять приказ своего непосредственного командира – генерала Литвина – отбить все блокпосты обратно и на связь более не выходил, а рацию попросту выкинул. После этого прикарпатский батальон по приказу своего командира снялся с позиций и опять же на автобусах «отступил в место постоянной дислокации», полностью оголив фронт западнее и севернее Иловайска. На позициях остались только 15 военнослужащих.

В Кировоградской области галичанская автобусная колонна была блокирована украинским спецназом, но гордые карпатские горцы отказались сдавать табельное оружие, а пойти на штурм спецназ не рискнул.

28 августа Муженко задним числом подписал приказ о «возвращении батальона в места постоянной дислокации для переформирования». Украинцы благополучно прибыли в Делятин, где 40 человек ударились в бега, более 100 взяли больничный, а Комар был арестован как дезертир, но вскоре выпущен под залог.

В январе 2015 года прикарпатский батальон был расформирован. На командира роты противотанковой обороны Процкого было заведено уголовное дело за измену родине и шпионаж. А в августе того же года комиссия Генштаба ВСУ, расследовавшая обстоятельства дела, выдала доклад, из которого следовало, что вина за поражение лежит исключительно на тербатах и – особенно – на 5-м прикарпатском, а суть проблемы – в низкой боеспособности и дезертирстве. Других причин позорного поражения Генштаб не нашел.

Командиры других тербатов, особенно Семен Семенченко, с докладом не согласились. Парадоксально, но «доклад Семенченко» был более конструктивен. Он обвинил в поражении «фундаментальные проблемы в организации обороны страны», а также лично главу минобороны Гелетея и начгенштаба Муженко с их «некомпетентностью» и «неадекватными действиями».

В свою очередь, военная прокуратура Украины обвинила в поражении только и исключительно «вооруженные силы России, имевшие численный перевес в людях и вооружении». А «отдельные ошибки, допущенные командованием АТО при планировании операций», «не находятся в причинно-следственной связи» с разгромом и потерями. Тут и комментировать нечего.

Но вернемся в Иловайск. 25 августа батальон «Азов» покинул город и направился на юг к морю: ополчение быстро занимало степь и небольшие населенные пункты, на ходу опрокидывая украинскую оборону, и национал-социалистический батальон хотел закрепиться у Мариуполя, поскольку Новоазовск был уже потерян.

26 августа котел замкнулся, 27-го Иловайск полностью перешел под контроль ополчения. Внутри котла остались части батальонов «Донбасс», «Днепр-1», батальоны МВД «Херсон», «Свитязь», «Миротворец», «Шахтарськ», а также сводная рота 93-й аэромобильной и 17-й мотопехотной бригад ВСУ. Всего около 1700 человек. Еще сутки они пытались вести уличные бои, но к 28 числу их положение стало катастрофическим.

Тут-то и начинаются вопросы лично к Порошенко.

29 августа Владимир Путин призвал вооружённые формирования ДНР открыть гуманитарный коридор, чтобы дать украинским военным возможность покинуть район боёв и получить медицинскую помощь, а правительство Украины – прекратить боевые действия и вступить в переговоры с представителями Донбасса. ДНР приняла это предложение, однако уточнила, что украинцы должны выйти из котла без вооружения. В ночь на 30 августа несколько десятков военнослужащих покинули котел, но некоторые части предприняли попытку силового прорыва, что было пресечено с потерями.

Порошенко же на предложение никак не отреагировал – он его просто не заметил. С этого же момента минобороны Украины засекретило всю информацию по Иловайску, поскольку «она использовалась российскими спецслужбами» для «провоцирования митингов против проведения операции на востоке страны».

Общее число безвозвратных потерь ВСУ до сих пор не известно и колеблется в диапазоне от 500 до тысячи убитых. То есть именно нежелание Порошенко воспользоваться предложением об открытии гуманитарного коридора непосредственно привело к экстраординарному числу жертв. Не исключено и то, что политическая позиция Киева провоцировала окруженных на попытки прорыва и, как следствие, на бессмысленные потери.

Глупость страшнее предательства

С Дебальцево ситуация принципиально иная.

Генштаб ВСУ рассматривал «дебальцевскую дугу» не как опасную в смысле возможного окружения позицию, а строго наоборот – как удачный плацдарм для организации нового наступления с целью взятия Донецка в кольцо. Именно потому туда было закачано огромное количество «разнокалиберных» войск и подразделений, часто не имевших связи между собой, а фланги остались фактически без прикрытия. Углегорск на левом фланге обороняли только рота милицейского спецназа и механизированная рота 30-й бригады, которые к организованной обороне были непригодны. Основные же силы находились непосредственно в Дебальцево и на южной полудуге в глубине позиций. Их располагали к наступлению.

Генерал Муженко до самого последнего момента считал, что «все образуется» само собой. Даже когда ВСН заняли Логвиново и котел захлопнулся, Генштаб опровергал эти сообщения, утверждая, что котла нет, признавал только очевидные потери нескольких населенных пунктов, включая Углегорск.

Большая часть находившихся в котле частей была разбросана по блокпостам и укрепленным пунктам, которые зачастую представляли собой землянку с несколькими десятками военнослужащих без тяжелого вооружения. Эти люди были обречены.

Параллельно начались телефонные консультации Путина, Порошенко, Меркель и Олланда, впоследствии переросшие в Минские переговоры. Оценка ситуации вокруг Дебальцево стала носить принципиальный политический характер. Президент Украины вплоть до конца переговоров в Минске утверждал, что «окружения нет» и, по ряду данных, даже планировал осуществление наступательной операции по старому плану – окружение Донецка с «дебальцевского плацдарма».

Во время знаменитой «ночи ожидания» с 11 на 12 февраля 2015 года Порошенко многократно выходил из зала заседаний поговорить по телефону с Муженко, который докладывал ему «об успехах». Он намеренно затягивал переговоры, что раздражало и Путина, и Меркель с Олландом. Новый министр обороны Украины генерал Сергей Полторак в то же время заявлял, что «к подразделениям, находящимся в Дебальцево, поступают оружие и боеприпасы, есть связь и взаимодействие с командованием». По его же приказу остававшиеся в котле части принялись сооружать из вагонов укрепрайон, оборона которого в теории могла привести к чудовищным жертвам в результате всего одного залпа из РСЗО.

Рано утром 12 февраля (переговоры в Минске к тому моменту безостановочно шли уже более 12 часов) ВСУ предприняли попытку контрнаступления как извне котла, так и из района восточнее Углегорска – на Логвиново с целью деблокады группировки силами 95-й и 79-й десантных бригад. Атака была отбита, бригады рассеяны. И только после этого Порошенко, получив по телефону информацию об окончательном фиаско попыток деблокады и потере контроля над ситуацией, согласился подписать Минские соглашения, по которым огонь прекращался с нуля часов 15 февраля. При этом 14 февраля ВСУ подорвали железнодорожный вокзал Дебальцево, пути и инфраструктуру, начав планировать выход из котла по замерзшим полям.

Можно, конечно, обвинять Порошенко в том, что он слишком доверчиво относился к донесениям Муженко и Полторака, которые, мягко говоря, приукрашивали действительность. C другой стороны, президент не может быть настолько наивным. Ему Путин в присутствии Меркель и Олланда открытым текстом говорил, что в Дебальцево окружено 6 тысяч украинских штыков, судьба которых незавидна. Но Порошенко упрямо настаивал на том, что победоносная украинская армия с минуты на минуту возьмет Донецк, что кардинально изменит весь контекст Минских переговоров. Глупость страшнее предательства.

Таким образом, «здоровым силам» на Украине при некотором желании есть что предъявить президенту по обоим событиям. Другое дело, что «здоровые силы» – это фигура речи, а обвинения в адрес Порошенко носят исключительно ситуативный характер. Поднять тему, срубить политических очков, выпучить глаза в рамках общей карнавальной культуры – и не более того. Оценивать все эти события здраво в Киеве смогут (если вообще смогут) только при кардинальном изменении системы власти.

А этого можно и не дождаться.

Евгений Крутиков, ВЗГЛЯД