Народ-пограничник. Кем станут украинцы после победы

Всё это жестокое и преступное безобразие ещё будет длиться какое-то время.

Я про бунт, подавленный в Константиновке. Я про введение нацгвардии в Харьков после взрыва в евромайдановской колонне. Я про аресты во всех неблагонадёжных городах и про глухие, хаотичные пока восстания.

Завтра АТО нужно будет объявлять в другом городе.

А потом ещё в одном.

И ещё.

И ещё.


А потом всё кончится. Не в том смысле, что что-то прекратится, а в том, что всему этому гнусному балагану из уродов и тварей придёт конец.

И вот когда всё кончится, когда президентом Украины станет Захарченко либо человек крайне на него похожий, когда он начнёт жестокую чистку государственного аппарата и страны от нацистов, когда он построит в Киеве огромный центр украинской культуры и назовёт его «Сердце Украины»…

Тогда новому руководству Украины придётся начинать новое. Ему придётся создавать на этой залитой кровью, осквернённой самыми гнусными преступлениями земле — страну. Восстанавливать нашу историческую колыбель.

А страна — это не только памятники истории, не дороги, не паспортные столы и не милиция. Хотя всё это необходимо и, конечно же, предельно важно.

Главное — люди. Какие у страны граждане, такой и будет страна.

А что делать с людьми?

Я не про тех, кто оставил сотни и тысячи подобных вот этим комментариев в интернете, кто орал «москалив на ножи». Им нужна помощь другого рода.

Что делать с теми, кто просто кивал майданному телевизору? Кто просто скакал, когда все скакали?

Их вообще можно как-то реабилитировать и вернуть?

Есть мнение, будто на просторах того, что когда-то было Украиной, проводился эксперимент по смене идентичности — из советских, «наших» украинцев пытались сделать украинцев европейских.

На мой взгляд, это в корне неверная гипотеза.

То, что называют евро-украинской идентичностью, а если быть честным — бандеровской идентичностью, по современным меркам никакой идентичностью даже и близко не является. Это могло бы пройти за идентичность разве что в начале девятнадцатого века, поскольку более примитивно даже, чем оригинальная бандеровщина середины двадцатого.

Фактически мы вместо идентичности видим «культурный код», в самом центре которого вообще ничего нет, а периферия представляет из себя рамку из примитивных лозунгов уровня африканского племени, народных танцев, вышивки и чудовищной по качеству изготовления лживой мифологии. На месте пустоты должна была быть классическая общая русская/советская культура, но она вырвана из необандеровской идентичности с мясом, потому что её наличие ярко изобличает ложность лозунга «Украина не Россия» и прямо говорит, что украинец — это русский.

Отрезая себе русскую культуру, русский (в данном случае украинец) теряет не просто «культурную связь с Россией». Он теряет самого себя, свою полноценность, свою украинскую идентичность, не приобретая взамен никакую другую. Он дичает в самом буквальном значении этого слова. Именно это одичание — и есть одна их главных причин утраты этики и гуманизма.

Сейчас во Львове травят преподавательницу одного из вузов Ольгу Загульскую. И невозможно не отметить, что в действиях общества нет ни намёка на рефлексию и сомнения, нет даже коварства и хитрости. Эти действия больше подходят африканским дикарям или примитивным арабским племенам, чем европейскому народу с наукой и промышленностью.

Нельзя сделать из украинца нерусского, не изувечив его душу и не лишив его самого себя.

Для того чтобы создать Украину, необходимо вернуть ей русскость. Нужно вернуть Украине Гоголя и Булгакова. Вернуть как великих украинских писателей.

А это одновременно означает, что двуязычие для Украины — естественное состояние. Оба языка — и русский и украинский — достояние Украины.

Свести Украину к одному языку и к соответствующему этому языку набору писателей, поэтов, философов — означает упростить Украину. И в данном случае «упростить» — это синоним слова «ограбить». Упростить — означает сделать менее разнообразным и сложным, а именно разнообразие и сложность — признаки высокой развитой культуры. Чем проще — тем ближе к пальме. Или к трипольским горшкам. Зависит от географии.

Таким образом, тщательно пестуемая в украинцах последние 20 лет официальная русофобия — это не просто ненависть. Это самоненависть. Именно из-за этого она настолько яростна.

Необандеровцы ненавидят «нас» за то, что «мы» — это они. Стремясь нас уничтожить, осмеять, превзойти, они хотят переродиться из русских во что-то другое — обрести иную культурную общность, которая представляется им более выгодной и успешной. Перейти из категории постоянно отбивающихся вероятных жертв — в хищники. Культурное самоубийство, уничтожение в себе русского — непременное условие этого перерождения. А мы самим своим существованием мешаем этой процедуре.

Здесь уместно упомянуть о мотиве — о причине такого страстного желания переродиться из русских во что-то другое.

Причина в том, что русские России — сами, публично и недвусмысленно отказались от своей миссии, от культуры, объявили себя народом второго сорта, ушли из построенной империи, бросив её осколки на произвол судьбы, и занялись культурным самобичеванием, саморазоблачением и самоненавистью.

Если мы хотим остановить это беснование — нам в первую очередь надлежит взять в руки самих себя и перестать бесноваться самим.

Постсоветский вообще и украинский в частности антисоветизм растёт примерно оттуда же — из отношения самой России к этому проекту и историческому периоду.

Евроукраинцы хотят присоединиться к общности более успешных, с их точки зрения, народов. «Советское» мировоззрение запрещает делить народы на сорта. Оно запрещает делить людей. В этом смысле русский коммунизм — есть философски научно оформленное учение, исторически вынашиваемое Россией с момента её возникновения. Возможно, ещё со «Слова о законе и благодати».

Это учение оппонирует западной доктрине неравенства народов. Запад и Россия по-разному отвечают на вопрос о смысле человеческой истории, предлагают человечеству разные проекты глобализации.

И какой бы ни была борьба этих идей — интеллектуальной ли и информационной или же экономической и вооружённой — первым полем боя неизбежно будет Украина.

Это уникальное положение и определяет ту самую особость — культурное отличие украинца от великоросса — обусловленное особенностями исторического опыта.

Если великоросс, как утверждают наши оппоненты-западники, является носителем психологии осаждённой крепости, то украинец — это житель фронтира.

Здесь можно поиграть словами.

Многострадальное слово «Украина» чего только ни выносило за последнее время. Как только его ни натягивали на глобус. Свидомые выводили его из «краина» — страна, край (это было удобно для обоснования самостийности — страна же!), когда дело касалось газа, российские острячки частенько намекали, что слово «Украина» подозрительно похоже на слово «украсть».

Есть предложение придать этому слову новое значение. Точнее говоря — вспомнить уже, наконец, историческое значение слова «Украина».

Если залезть в англоязычную вики (туда — потому, что до неё постсоветские личности со своими ценными правками ещё не добрались), то можно увидеть, что англосаксы однозначно трактуют слово Украина как «borderland». Украина — это не окраина и не провинция. Это граница.

Граница — это слово, наиболее полно раскрывающее трагедию и этой земли, и населяющих эту землю людей. Миф, раскрывающий саму суть той особости, которая создаёт из обычного русского — украинца.

Украина — значит «у края». Это значит — на самом краю. Это особое место, где сталкиваются два мира — Русь и Запад. Это не значит, что по другую стороны живут дети сатаны и орки. Это значит, что там — другие. Они не могут и не будут жить так, как мы, а мы не можем и не будем жить так, как они. Мы по-разному понимаем добро и зло.

Украина — это кромка. Пограничье. Передний край Русского Мира со всеми причитающимися переднему краю особенностями — близости к соблазнам и выгодам соседнего мира, возможности постоянно видеть его несомненные достижения и одновременно с этим — обладание исторической памятью о страшных его действиях, ибо первый и самый жуткий его удар приходился всегда сюда — на землю у самого края, на Украину.

Пограничье, каким бы оно ни было, всегда порождает три типа людей — пограничник, торговец и предатель.

Это к классическому анекдоту про «что такое три украинца».

Торговец, способный везде найти выгоду, договорится с кем угодно — хоть с чёртом. Если потребуется — обвести вокруг пальца, сберечь добро, углядеть, что и где «плохо лежит».

Пограничник — жёсткий, бдительный защитник, способный на служение, самопожертвование и насилие.

Но отними у них русскость, выдерни из культурного кода общерусскую культуру, лиши их смысла — служения Русскому Миру, и вместо Кожедуба и Береста на вас посмотрят Ярош и Берёза.

Хранитель культуры и истории превращается в ходячий синдром вахтёра.

Сегодня донецкие и луганские якобы «сепаратисты» ведут себя как пограничники Русского Мира. Они защищают наши ценности, язык, достоинство, культуру. В Киеве же у власти засели классические торгаши, превратившие все достоинства профессии и характера торговца в социально неприемлемые пороки.

Для восстановления Украины в роли пограничья русского мира необходимо возвращение украинцам мифа о Пограничье и культуры пограничника. Безусловно, моделью для подражания и мифологизации должны стать реальные фигуры из ополчения Новороссии.

Миф — не значит ложь.

Напротив, миф — это правда, вошедшая в бессмертие народной памяти.

Роман Носиков