Записки международного террориста о гуманитарной миссии в мертвый город Спартак
СПАРТАК
Тёплый осенний полдень. Я не очень люблю это время года, признаюсь честно. Главным образом, потому, что совершенно не ясно, какую одежду на себя одевать. Утром и поздним вечером от холода стучат зубы, а днём жара вытапливает из тебя дух. Особенно это заметно здесь, на войне. Когда ты уже в зимней горке и свитере и всё это желательно не снимать. Мало ли, что произойдёт через минуту. Донецк, накануне, встретил ощущением какой-то странной, параллельной реальности: город сияет ночными огнями, по улицам ходят девчонки с длинными ногами, на каблуках высотой с Эйфелеву башню и юбках размером с пояс, работают кафе, матери с колясками гуляют по тротуарам... А на заднем фоне бьют "Грады" и рвутся мины. Бум-бум-бум - этот звук миномётных разрывов очень быстро учишься отличать от звука "Градов". Сидишь в кафе, чашки тихо позвякивают, а никто не обращает на это внимания. На это здесь очень быстро перестают обращать внимание. Я перестал уже на второй день.
Приказ на выдвижение поступил приблизительно в час дня. Отряд к этому выезду готовился. Я знал, что операция боевая, и сам попросил принять в ней участие. Не смотря на то, что на тот момент мне ещё не выдали оружие. Командира отряда "Варяг" я знаю уже давно. Это по его приглашению я был в Донецке зимой. Когда город в первый раз попытались захватить бандеровцы. Ещё без миномётов и установок залпового огня. Тогда Александр Матюшин был простым русским активистом. Теперь - командир отряда и фактический комендант нескольких районов столицы ДНР. На мою просьбу он отреагировал как-то странно. Сказал, что в этом рейде военный корреспондент будет очень нужен. Почему, я понял уже в машине, когда узнал цель операции: доставка продовольствия нескольким нуждающимся гражданам. Микроавтобус, полный до зубов вооружённых людей, вёз мешок картошки и мешок круп и макарон. Почему, чтобы накормить нескольких женщин и старика, потребовалась настоящая боевая операция, мне объяснили уже после того, как мы выдвинулись. Да я и сам всё понял, выглянув в окно. Тогда я впервые и услышал название этого маленького города. Или большого села. Это уже не важно. Потому, что его больше нет.
Спартак - город в Днецкой Народной Республике (бывшей Донецкой области бывшей "украины"). Население около 2000 человек. На данный момент в живых из них осталось всего 8. Остальные или погибли, или бежали. В городе остались несколько женщин, которым некуда идти, и одинокий старик без ног, не пожелавший эвакуироваться. Весь боевой рейд отряда был организован для того, чтобы накормить их.
Граница между жизнью и смертью была пересечена незаметно. Никаких внешних проявлений у неё не было. Кроме тишины. Просто в один момент двери и окна микроавтобуса вдруг распахнулись и бойцы выставили в них автоматы и ручные пулемёты, а водитель вдавил в пол педаль газа. Если скорость более 120 километров - снайпер не может эффективно прицелиться. Это я тоже узнал в самый первый день здесь.
Очень скоро изменилось всё. Изменилась дорога, которая покрылась оспинами свежих артиллерийских попаданий. Изменились звуки: не стало птиц. Изменился воздух. Мы въезжали в Спартак. Мёртвый город на ничьей земле. Город на линии фронта. Город, оставшийся за чертой, отделяющей жизнь от смерти.
Вы когда-нибудь видели фильмы про апокалипсис? Тогда вы отдалённо можете представить себе эту картину: город наполовину разрушен и абсолютно, звеняще пуст. Нет даже собак и кошек. Нет даже птиц.
Стоят
магазины, в которых даже стёкла целы. И никого. Дома, половина из
которых разрушена, а другая половина разграблена шайками мародёров и
укровскими ДРГ, которые ещё хуже: мародёры просто грабят, а эти
недоноски убивают. Очень жестоко убивают. Или сначала жестоко пытают, а
затем убивают. Вырваться от них, это всё равно, что вырваться от маньяка
- очень большая редкость и гарантированная инвалидность. Они очень
любят встречать безоружных гражданских. Изначально в Спартаке оставалось
больше людей. Гораздо больше. Царство Небесное вам, братья и сёстры.
Жаль, что вы не поняли вовремя простой вещи: "украинствующие" - это
больше не люди. Это существа. В которых нет ничего человеческого. А
может и не было никогда. Кто знает...
Мы долго ездили по пустым улицам. Кружили. Обследовали окрестности. В один момент нам на встречу выехал ещё один микроавтобус. Мы остановились в 50 метрах друг от друга. Не зная, кто перед нами: свои или враг. Здесь бывает очень тяжело это понять. Оказалось, что свои. Ещё одна группа, патрулировавшая район. Поразило спокойствие бойцов. Как будто нет разницы между тем, поедем ли мы дальше, или примем бой прямо сейчас. Это тоже приходит здесь очень быстро.
Место назначения. Простая улица. Простой двор. Таких много в России. Разница лишь в одном: всё мертво. Этот город, давно брошенный почти всеми, украинская артиллерия каждый день продолжает терзать и терзать обстрелами, маниакально пытаясь добить тех, кто там ещё остался. За ними буквально охотятся. Как за животными. В итоге в городе осталось всего 8 человек. Из 2000. И к ним мы приехали.
Эти женщины (фотографии которых я не показываю по их просьбе) жили в подвале. Потому, что нельзя находиться нигде, кроме подвада. Потому, что их улицу несколько раз уже накрывало "Градами".
Это воронка от мины в центре огорода.
Это погреб, в котором живут эти несчастные женщины - последние, оставшиеся в живых.
Это их дом. Бывший дом.
Это кухня, рядом с которой разорвалась ракета.
Это осколок "Града", размером с мою голову. Подарок пана Порошенко тем, кого он сам считает своими подданными.
А здесь был курятник...
Знаете, что меня особенно поразило? Эти плачущие женщины практически целовали нам руки: они умоляли нас не сдаваться. Да, они благодарили нас. Да, они были рады нам. Но рыдали они тогда, когда просили нас не отступать. Не переставать бить эту нелюдь. Они молили нас зарыть их в землю. Уничтожить ту мразь, что сожгла их город, убила их соседей, друзей и близких. И никого не оставить под светом Божьим. Простые женщины... Русские женщины.
Когда я вышел от них, я долго не мог отдышаться. Я курил. Одну за одной. И не мог остановиться. Мне буквально свело скулы. От горя и ненависти. Немыслимой ненависти. Такой, которую можно чувствовать только видя такое. Той самой ненависти, которую чувствовали наши предки, когда 70 лет назад шли по этой же земле, осквернённой и разорённой фашистами. Той ненависти, которую они утолили только тогда, когда сожгли гитлеровский Берлин. От неё задыхаешься. От неё солнце темнеет и воздух начинает пахнуть серой. Она превращает кровь в твоих жилах в горящий напалм, который невыносимо жжёт и унять это можно, только отомстив тварям, сделавшим это.
И ведь Спартак - это не самое жуткое место на Донбассе. Есть ещё Иловайск. Есть ещё Горловка. Есть ещё несчитанное количество русских городов и сёл, растерзанных бешеной собакой по имени "украина". Грязной, кровожадной сукой, которую просто нельзя оставлять в живых. И мы сделаем всё, чтоб так оно и было.
Потом, когда мы ехали назад, пожилой пулемётчик (бывший артиллерист), недавно выписавшийся из военного госпиталя, рассказал мне о том, что т.н. "украинцы" делают с пленными. Как его бывший командир батареи и бойцы его рассчёта были взяты в плен. Их связали по рукам и ногам, так, что не шелохнуться, и положили бросили в могильник, где они четыре дня пролежали без движения под палящим солнцем среди разлагающихся трупов их боевых товарищей. Потом тех, кто выжил, отвезли в Славянск и Краматорск, где свiдомые освободители организовали натуральную фабрику смерти, где их люто пытали, резали и жгли, где им ломали кости. Когда во время перемирия их обменяли, это были уже глубокие старики. Седые и изувеченные.
В этот день я вдруг понял, что мне не страшно. Здесь за себя бояться стыдно. И это тоже очень быстро проходит. Страшно здесь другое. Страшно здесь ЭТО. И ЭТО надо остановить. Любой ценой. Любыми средствами. Остановить физически. Остановить тотально. Остановить под корень. Без сомнений. Без жалости. Потому, что это не люди. Это существа.
P.S.: Через полчаса после нашего отъезда, это место накрыло "Градами". Что стало с этими женщинами? Я промолчу, братья.
Я активно осваиваю оружие. Молитесь, гады. Уже скоро.
Искренне ваш, Павел Раста (позывной: "Шекспир").
Мы долго ездили по пустым улицам. Кружили. Обследовали окрестности. В один момент нам на встречу выехал ещё один микроавтобус. Мы остановились в 50 метрах друг от друга. Не зная, кто перед нами: свои или враг. Здесь бывает очень тяжело это понять. Оказалось, что свои. Ещё одна группа, патрулировавшая район. Поразило спокойствие бойцов. Как будто нет разницы между тем, поедем ли мы дальше, или примем бой прямо сейчас. Это тоже приходит здесь очень быстро.
Место назначения. Простая улица. Простой двор. Таких много в России. Разница лишь в одном: всё мертво. Этот город, давно брошенный почти всеми, украинская артиллерия каждый день продолжает терзать и терзать обстрелами, маниакально пытаясь добить тех, кто там ещё остался. За ними буквально охотятся. Как за животными. В итоге в городе осталось всего 8 человек. Из 2000. И к ним мы приехали.
Эти женщины (фотографии которых я не показываю по их просьбе) жили в подвале. Потому, что нельзя находиться нигде, кроме подвада. Потому, что их улицу несколько раз уже накрывало "Градами".
Это воронка от мины в центре огорода.
Это погреб, в котором живут эти несчастные женщины - последние, оставшиеся в живых.
Это их дом. Бывший дом.
Это кухня, рядом с которой разорвалась ракета.
Это осколок "Града", размером с мою голову. Подарок пана Порошенко тем, кого он сам считает своими подданными.
А здесь был курятник...
Знаете, что меня особенно поразило? Эти плачущие женщины практически целовали нам руки: они умоляли нас не сдаваться. Да, они благодарили нас. Да, они были рады нам. Но рыдали они тогда, когда просили нас не отступать. Не переставать бить эту нелюдь. Они молили нас зарыть их в землю. Уничтожить ту мразь, что сожгла их город, убила их соседей, друзей и близких. И никого не оставить под светом Божьим. Простые женщины... Русские женщины.
Когда я вышел от них, я долго не мог отдышаться. Я курил. Одну за одной. И не мог остановиться. Мне буквально свело скулы. От горя и ненависти. Немыслимой ненависти. Такой, которую можно чувствовать только видя такое. Той самой ненависти, которую чувствовали наши предки, когда 70 лет назад шли по этой же земле, осквернённой и разорённой фашистами. Той ненависти, которую они утолили только тогда, когда сожгли гитлеровский Берлин. От неё задыхаешься. От неё солнце темнеет и воздух начинает пахнуть серой. Она превращает кровь в твоих жилах в горящий напалм, который невыносимо жжёт и унять это можно, только отомстив тварям, сделавшим это.
И ведь Спартак - это не самое жуткое место на Донбассе. Есть ещё Иловайск. Есть ещё Горловка. Есть ещё несчитанное количество русских городов и сёл, растерзанных бешеной собакой по имени "украина". Грязной, кровожадной сукой, которую просто нельзя оставлять в живых. И мы сделаем всё, чтоб так оно и было.
Потом, когда мы ехали назад, пожилой пулемётчик (бывший артиллерист), недавно выписавшийся из военного госпиталя, рассказал мне о том, что т.н. "украинцы" делают с пленными. Как его бывший командир батареи и бойцы его рассчёта были взяты в плен. Их связали по рукам и ногам, так, что не шелохнуться, и положили бросили в могильник, где они четыре дня пролежали без движения под палящим солнцем среди разлагающихся трупов их боевых товарищей. Потом тех, кто выжил, отвезли в Славянск и Краматорск, где свiдомые освободители организовали натуральную фабрику смерти, где их люто пытали, резали и жгли, где им ломали кости. Когда во время перемирия их обменяли, это были уже глубокие старики. Седые и изувеченные.
В этот день я вдруг понял, что мне не страшно. Здесь за себя бояться стыдно. И это тоже очень быстро проходит. Страшно здесь другое. Страшно здесь ЭТО. И ЭТО надо остановить. Любой ценой. Любыми средствами. Остановить физически. Остановить тотально. Остановить под корень. Без сомнений. Без жалости. Потому, что это не люди. Это существа.
P.S.: Через полчаса после нашего отъезда, это место накрыло "Градами". Что стало с этими женщинами? Я промолчу, братья.
Я активно осваиваю оружие. Молитесь, гады. Уже скоро.
Искренне ваш, Павел Раста (позывной: "Шекспир").
