Гебня слезам не верит — 2
Людмила рассказала Еровшину о компании телеоператоров, опустив, конечно, попытку Рудольфа повалить ее на тахту и снять трусики. Но зато она подробно передала его рассказ о знакомстве с Юрием Гагариным во время съемок, его слова: «Первый человек, который побывал в космосе! А простой, доступный! Анекдоты рассказывает. После передачи мы его пригласили, и он выпил с нами по рюмашке». Еровшин, как всегда, выслушал ее, он умел слушать внимательно и не перебивая.
– Дурачок! – произнес он.
– Кто? – не поняла Людмила.
– Первый космонавт Вселенной. Если он будет пить со всеми, кто его приглашает, плохо кончит. Хотя, говорят, не глуп, если стал хоть и подопытным кроликом, но первым. Глупые в первые не попадают даже по случайности. Что будет с ним лет через тридцать? Национальный реликт, как Буденный. И останется ему только тихо пить на даче.
– Почему обязательно пить? – возразила она.
– Потому что споят. В России всех знаменитостей спаивали. Удерживались только очень умные или люди с плохим здоровьем, когда, что называется, душа не принимала. Вряд ли он доживет до старости. Он ведь летчик!
– Не все же летчики разбиваются, – не согласилась она.
– Не все, – согласился Еровшин. – К тому же его будут оберегать. Вряд ли он будет летать. Будет чем-нибудь руководить, учиться его пошлют в академию. Но психология летчика не меняется, даже если он перестает летать. Я знал летчиков, которые прошли всю войну без единого ранения, а потом разбивались на мотоциклах, гибли в драках. А он азартный. Нет, не доживет до старости.
– Тьфу-тфу! – Людмила перекрестилась, как делала ее бабка.
– Может, и пронесет, – сказал Еровшин. – Я хоть в Бога и не верю, но, как говорится, дай Бог. А ты бы не связывалась с этой компанией официантов.
– Они телевизионные операторы, а не официанты, – поправила она Еровшина.
– Официанты, официанты, – подтвердил Еровшин. – Готовят другие, а они разносят каждому к столу через телевизор. Пойми, телевидение у нас всего несколько лет. Это новая сфера деятельности. А в любую новую сферу сразу бросаются неудачники, те, что потерпели крах в других сферах. Я, когда первый раз попал на телестудию, поразился обилию красивых женщин. Все были красивые – и молодые, и не очень. Я зашел в кафе, смотрю, десятки красивых и очень красивых. Пьют кофе, курят сигареты и одеты все со вкусом. Я подумал вначале, что на телестудии какой-то особый начальник отдела кадров, он берет на работу только красивых и очень красивых. Потом мне объяснили, что это все неудавшиеся актрисы. Те, кто не удержался в театрах или не попал в театр. А на телестудии они устроились помощниками режиссеров, ассистентками – вроде бы при искусстве, а вообще-то, девочки на побегушках. Пока на телевидении все второй сорт. И режиссеры, которым не нашлось места на киностудиях и в театрах, и операторы, и художники. Есть, конечно, энтузиасты телевидения, их немного, и пройдет еще много лет, пока они начнут делать что-то настоящее. В кино, чтобы снять фильм, надо многое уметь; чтобы твоя фамилия появилась в титрах фильма, уходит несколько лет, а на телевидении передачу делают за три дня, и твою фамилию читают сразу миллионы, но я думаю, что этот твой знакомый – нормальная шелупонь.
– Я думаю, он из энтузиастов, – не согласилась она. – Он очень хорошо говорит про телевидение.
– Он же взрослый уже парень, – возразил Еровшин. – Почему катает тележку с камерой и не учится? Это работа для мальчиков.
– А может, он уже выучился, ты же не знаешь!
– Если бы выучился, ты бы рассказала, – и Еровшин рассмеялся. – А если ты не говоришь, значит, нет. Ты хорошая девочка, не врунья, но то, чего тебе рассказывать не хочется, ты не рассказываешь, опускаешь. И это скорее достоинство, чем недостаток. Эх, если бы ты пошла учиться! Ты приметливая, все замечаешь, ты обучаема. Ты бы могла сделать замечательную карьеру!
….Ученый сказал ей:
– Нам осталось не больше десяти лет…
– Значит, надо копить деньги? – предположила она.
– Это бессмысленно, – ответил он. – При спаде производства начнется инфляция, и все денежные сбережения станут просто бумагой. Мы не конкурентоспособны практически ни в одной отрасли.
– Ты просто фантазируешь? – не поверила она.
– Нет. Это реальный прогноз. Мы подали его в ЦК и в правительство.
– И что же?
– А что могут эти старые дураки? Брежнев протянет еще несколько лет, его заменит точно такой же старик, потом еще один старик, потом придет более молодой и попробует подлатать систему. Это значит – уменьшить контроль партии, и тоже сразу все повалится.
– Я могу прочесть этот прогноз? – спросила она.
– Можешь. – И он достал с полки зеленую папку.
Людмила многое не поняла, многое пропускала, особенно графики и цифры, но и от того, что поняла, испугалась. Ученые предполагали, что первыми взбунтуются страны народной демократии, потом Прибалтика, Украина, на Кавказе и в Средней Азии начнутся войны, и Россия вынуждена будет воевать сразу и в Средней Азии, и на Кавказе, и в Прибалтике. И в этой ситуации американцы первыми нанесут атомный удар по России.
Утром Людмила успокоилась, но все-таки решила посоветоваться с Еровшиным. Позвонила ему, и он приехал. Она не назвала фамилию доктора наук, но пересказала, как могла, прочитанное.
– Есть такой прогноз, – подтвердил Еровшин. – И он вполне вероятен.
– А куда же вы смотрите, если все знаете? – ужаснулась Людмила.
– Мы знаем все, но еще не все можем. Но после Брежнева придет наш человек, и он сможет остановить этот процесс.
– Но Брежнев может прожить еще лет двадцать!
– Он проживет не больше двух. А насчет сбережений подумай. Во времена перемен умные люди не копили деньги, а вкладывали их в вечные ценности.
– А что такое вечные ценности?
– Антиквариат, он чем старше, тем дороже. Картины хороших художников, драгоценные камни…
– А у тебя они есть? – напрямую спросила Людмила.
– Есть, – признался Еровшин. – Немного, но достаточно, чтобы выжить мне, моей семье и тебе.
Но ты-то не вечен, подумала Людмила. Еровшин последние годы болел и уже несколько раз лежал в госпитале КГБ.
– Я бы хотела часть своих сбережений во что-нибудь вложить, ты скажешь куда?
– Я тебя познакомлю с человеком, который тебе даст советы лучше, чем я. Я сам у него консультируюсь.
Еровшин познакомил ее с Келлерманом, старым евреем-ювелиром. Он уже не работал как ювелир, но иногда реставрировал драгоценности. Людмила у него купила брошь с бриллиантами, золотую табакерку времен императрицы Екатерины. Все стоило дорого – на это ушло больше половины ее сбережений. Она вдруг поняла, что нужен богатый муж или хотя бы богатый любовник.
…..
– Катерине до нее далеко. Она по сей день не замужем. Один раз обожглась, теперь на холодную воду дует.
– Это на деловых качествах не сказывается, – заметил министр. – Если проведет реконструкцию комбината за два года, как обещала, возьму в министерство. С годик посидит в главке, а там, глядишь, замминистра станет.
– Не загадывай на три года, – предупредила министерша. – Неизвестно, что будет через год.
– А как ваш прогноз? – поинтересовался министр у Еровшина. – В вашей конторе информации больше, чем в любой другой.
– Я думаю, что на три года можно рассчитывать.
– Не думаю, – не согласился министр. – Очень уж поспешно ваш шеф перешел в ЦК.
– Поэтому я и говорю, что года на три рассчитывать можно, – подтвердил Еровшин.
– А вы как думаете? – кивнул министр Людмиле.
Она не все, но многое запомнила из прогноза, который составили ученые.
– Все будет зависеть от здоровья следующего, – Людмила заметила, что Еровшин прикрыл глаза, значит, он не очень доволен поворотом в беседе, но надо было заканчивать. – К сожалению, я не гадалка, – вздохнула Людмила. – Но и гадалка бы сказала, что всех нас ждут большие перемены.
Когда министерская пара ушла в купе, Людмила спросила у Еровшина:
– Я ничего лишнего не брякнула?
– Ты замечательно вела свою партию, – похвалил ее Еровшин.
– Вот видишь, я бы была замечательной генеральшей.
– Ты и так генеральша, – улыбнулся Еровшин, – если девятнадцать лет живешь с генералом.
…..
– Или этой осенью, или зимой следующего года. Брежнев безнадежно болен. Вместо него придет Андропов, поэтому он и ушел от нас. Но он тоже старый и больной человек. Скоро начнется большая схватка среди стариков. Они не уступят друг другу и вытолкнут наверх кого-нибудь из молодых. Тот вынужден будет ослабить гайки, и все пойдет вразнос. Вначале отвалится Польша или Чехословакия.
– Наши введут войска? – предположила Людмила. – Как раньше – в Венгрию и Чехословакию.
– Не введут, – успокоил Еровшин. – Мы уже запутались в Афганистане. Против нас весь мир. Наша империя должна распасться, как распались Римская, Британская. Если бы не революция семнадцатого года, Российская империя уже расчленилась бы. Она уже начала распадаться. Сталин задержал этот распад. Поэтому и Латвия, и Эстония, и Литва уйдут из империи. Возможно, и Украина.
– Украина – никогда, – не согласилась Людмила. – Мы же одинаковые – что русские, что белорусы, что украинцы.
– Мы очень разные, – ответил Еровшин. Он достал крохотный радиопередатчик и произнес: – Мы у Старого Томаса. Подъезжайте!
Вот такая вот книжка. Я нашел там только одну нестыковку — Людмила узнает, что Еровшин работает в «пятёрке» (пятое управление КГБ СССР, контрразведывательная работа по борьбе с идеологическими диверсиями) где-то в районе начала 60-х, а «пятерка» создана в 1967 году. А так всё весьма точно.
Москва слезам не верит
PS. На досуге подумайте — как в Москве 70-х годов быстро нашли Гошу, про которого было известно только имя, примерный возраст, профессия и что у него шрам от аппендицита. Режиссер Меньшов всё же позволил себе внести в фильм этот намёк на профессию приятеля Людмилы. Умному — достаточно.
от Proper
Комментариев нет: